— Увы, он был единственным в своем роде — настоящим художником. Конечно, мы можем найти кого-то еще, но за специалистом хотя бы наполовину таким же искусным, как он, придется посылать в столицу.
— Я знаю человека, который мог бы вам помочь, — сказал я. — Он заправляет местом под названием «Maison du Chien». Насколько мне известно, ему все равно, чем заниматься, если ему хорошо за это платят. К тому же у него отменная репутация.
Взгляд следователя был красноречивей всяких слов. Проститутор мертв.
Я мог сказать (хотя и знал, что мне не поверят), что, наняв его сына, они бы имели дело с одним и тем же человеком, но не сомневался, что юноша уже арестован. Возможно, его даже содержат в этом самом здании, а его тетя — с биологической точки зрения она его дочь, но во избежание путаницы я буду использовать обозначения, принятые в его семье — всеми силами пытается его вытащить.
А что, если она (мне это впервые пришло в голову) пытается добиться и моего освобождения тоже? Она по-настоящему умна, обладает крайне любознательным умом, и у нас было несколько продолжительных бесед — часто в обществе одной или нескольких из ее «девушек» в качестве публики. Где же вы, Tante Jeannine[67]? Знаете ли, где я нахожусь?
Она верила, хоть и притворялась, что это не так, что аннезийцы поглотили и заменили homo sapiens— это гипотеза Вейла, а она и есть Вейл. Многие годы гипотезу использовали для дискредитации прочих неортодоксальных теорий о коренном населении Сент-Анн. Но, Tante Jeannine, кто же в таком случае Свободный Народ? Консерваторы, не отвергшие старый образ жизни? Вопрос состоит не в том (как мне раньше казалось), как сильно мысли Детей Тени влияют на реальность, но в том, как сильно влияют наши собственные. Пока жил в глуши, я сотни раз перечитывал интервью с миссис Блант, и теперь знаю, кого мне считать Свободным Народом. Свою гипотезу я назвал Пост-постулатом Лйева>{34}. Я Лйев и я выжил.
***
Новенький оказался говорливым. Он спрашивал, есть ли кто в других камерах, как их зовут, когда нас будут кормить, можно ли раздобыть постель, и еще кучу других вещей. Естественно, никто ему не отвечал — за разговоры здесь наказывают плетями. Немного погодя, убедившись, что охранников нет, я его предостерег. Он долго молчал, но все же не сдержался и спросил (как ему показалось) тихим и вкрадчивым голосом:
— А кто тот безумец, что смеялся надо мной, когда меня привели?
Однако в тот момент вернулась охрана, и этот грузный толстяк верещал, как угодивший в капкан розовый кролик, когда его вытаскивали из камеры на свидание с хлыстом. Несчастный ублюдок.
