В то же время таз женщины должен быть достаточно широким (но опять же, не чересчур, потому что это скажется на ее резвости), чтобы родить здорового ребенка, и каждый мужчина оценивает ширину таза проходящей мимо девушки. А чтобы наши дети не голодали, груди не должны быть слишком маленькими — это заложено в наших инстинктах, и хотя мы знаем, что худая девушка быстро бегает, слишком худая не накормит детей молоком в голодные времена.
Ну и, конечно же, лицо. Оно будоражило умы художников с тех самых пор, как угасли суеверия, не позволявшие рисовать портреты людей, — они решали, какой должна быть красота, а затем женились на уродинах с кривыми зубами и огромным ртом. Что мы видим, глядя на портреты величайших красоток в истории, любимиц публики, любовниц королей, знаменитых куртизанок? Что эта косоглазая, а у этой огромный нос. А правда в том, что мужчин не заботит ни одна из этих вещей, им подавай живость и улыбку. (Разглядит ли она опасность? Убьет ли в гневе сына моих чресел?)
А как же выглядит девушка из моих снов, спросите вы? Призрачная, но такая, как я описал выше. Голая. Меня вообще не возбуждают женщины, если на них есть хотя бы лоскут одежды. Однажды в Ронсево я пытался утолить свою страсть с девушкой, которая не сняла с себя что-то вроде ошейника, и потерпел обидное поражение. Я хотел рассказать ей о своей проблеме, но испугался, что она меня высмеет. В конце концов, я с ней все-таки поделился, она посмеялась (но не так, как я боялся) и рассказала о человеке, который заставлял ее каждый раз надевать кольцо — он приносил его в кармане и забирал сразу после соития, потому как оно было ему дорого, — и без него он был попросту ни на что не способен. (Прилетев на Сент-Круа, я услышал историю о мужчине, который, будучи не в состоянии проникнуть в стены монастыря, облачал проститутку в наряд монашки, а затем срывал его с нее.) Мы вместе посмеялись над этим, она выполнила мою просьбу, и выяснилось, что под тем ошейником она прятала шрам, который я впоследствии целовал.
О девушке из снов я напишу лишь то, что мы не делали ничего из рассказанного мной и способного возбудить страсть — во сне достаточно одного взгляда или мысли.
***
Итак. Теперь у меня есть спички, свечи, ручка и бумага. Считать ли это неким послаблением моего содержания со стороны официальных властей? Судя по камере, вовсе нет — она куда хуже прежней 143-ей, а я знаю, что та камера была отнюдь не шикарной. Вообще, если верить Сорок-седьмому (который настукивал мне сообщения, пока я находился в старой 143-ей), его камера была намного удобней моей: он говорил, что она просторнее, а отхожее место оборудовано крышкой. Еще он рассказывал, что в некоторых камерах имелись стеклянные окна с решетками, чтобы не пропускать холод, а также по паре занавесок и стульев. После того, как однажды нашел косточку в своем супе, я смог чаще общаться с Сорок-седьмым. Как-то он поинтересовался моими политическими убеждениями — после того, как я назвал себя политическим заключенным — и я ответил, что принадлежу к партии Laissez-Faire
