Пятая голова Цербера | страница 128
— Да благословит вас Господь, месье, — воскликнул он. — Не подумайте, я не христианин, но пусть возблагодарят вас Иисус, Мария и Иосиф за щедрость к моему бедному мальчику, а если вдруг вы протестант, месье, то только Иисус, Бог-отец и Святой Дух. Или, как сказал бы мой почти истребленный народ, да благословят вас Горы, Река, Деревья и Море-Океан, и все звезды в Небе, и боги. Говорю это вам как их духовный лидер.
Я поблагодарил его и, сам не понимаю зачем, вручил ему свою визитку, которую он принял с такой помпой, словно вместе с ней взял на себя священный долг стать моим секундантом или помощником в делах сердечных. Скользнув по ней взглядом, он ахнул:
— Месье, так вы доктор! Посмотри, Виктор, к нам пришел настоящий доктор философии! — с этими словами бедняк поднес визитку к глазам мальчика, которые были настолько же большими, цвета морской волны, насколько его собственные — крохотными и голубыми.
— Ах, доктор, доктор Марш, вы сами видите, человек я необразованный, но ничто не ценю превыше образованности, превыше учености. Мой дом — ваш дом! — он махнул в сторону перевернутой лодки так, словно это был огромный дворец в четверти мили отсюда. — До конца этого дня мы с сыном в вашем полном распоряжении, а если пожелаете, то и до конца месяца. А если вдруг вы настроены предложить скромное вознаграждение за наши услуги, то во избежание любого возможного недопонимания смею вас заверить, что от храма учености мы вовсе не ждем златой щедрости коммерческого триумфа. И конечно же, мы хорошо знакомы с блаженным законом природы, согласно которому скромная позолота обычного человека стоит дороже — дороже, говорю! (шикнул он, ткнув мальчишку локтем в бок) — купеческого золота. Так чем же мы можем вам служить?
Я объяснил ему, что мне сказали, он иногда водит своих посетителей по окрестным местам, которые некогда были важны для доконтактных аннезийцев, и он тотчас же пригласил меня в дом.
Стульев под перевернутой лодкой не оказалось — для них здесь попросту не хватало высоты. Вместо них по полу были разбросаны старые плавательные подушки и сложенная в несколько раз парусина, а в центре стоял маленький столик (какой мог бы принадлежать бедной японской семье), чья столешница возвышалась над застеленной брезентом землей едва ли больше, чем на ширину двух ладоней. Старик зажег лампу — небольшой фитиль, плавающий в плошке с маслом — и церемонно налил мне стаканчик жидкости, которая на пробу оказалась стоградусным ромом
