Несмотря на этот короткий эпизод с обратной дорогой, мы неплохо продвинулись вперед, и где-то за час до полудня я сделал лучший выстрел за все время нашего путешествия. Единственным выстрелом в голову из ружья я уложил огромную зверюгу сродни азиатскому карабао[47] с Земли (не занесенную в полевой справочник). Я измерил шагами расстояние до тела упавшего замертво животного, и оказалось, что до него было аж целых три сотни ярдов!
Я был чертовски горд собой и тщательно изучил последствия своего выстрела. Пуля угодила зверюге в голову прямо у правого уха, но даже там череп оказался настолько крепким, что ей не удалось прошить его насквозь. Так что, думаю, большую часть времени, пока я шел, животное было все еще живо, а в пыли под каждым глазом обнаружились широкие потеки, оставшиеся от обильного выделения слезной жидкости. Изучив рану, я приподнял пальцами одно из век и заметил, что зрачки зверя разделены горизонтальной перепонкой — совсем как у некоторых видов земных рыб. Нижняя часть глаза дернулась, когда я коснулся ее, указывая на то, что, возможно, животное все еще цеплялось за жизнь. Не похоже, что двойные зрачки характерны для местной живности, так что, полагаю, они всего лишь результат адаптации, вызванной преимущественно водным образом жизни существа.
Мне страсть как хотелось забрать голову с собой, но об этом не могло быть и речи. Мальчик и так едва сдерживал слезы (в своих больших, изумительно зеленых глазах) от мысли, что на мулов придется грузить всю тушу, весившую по меньшей мере добрых полторы тысячи фунтов, и принялся меня отговаривать, уверяя, что животные так много не унесут. В конечном счете мне удалось убедить его, что мы оставим шкуру, копыта, голову (ах, как же я сожалел об этих рогах!) и ребра — в общем, все, кроме самого отборного мяса. Впрочем, мулы все равно не оценили ни дополнительного веса, ни запаха крови, так что пришлось провозиться с ними немного дольше, чем я рассчитывал.
Где-то спустя час после того, как мы снова заставили их идти, впереди показался берег Темпуса. Здесь река сильно отличалась от того, что я видел, когда отец мальчика показывал мне аннезийский «храм». Там она была около мили шириной, солоноватой, с едва заметным течением, и даже скорее не единой рекой, а змеящимся скоплением вялых ручейков, петляющих по илистым, заросшим камышом дельтам. Тут же все было иначе: желтый оттенок в воде почти не различим, а течение достаточно быстрое, чтобы унести ветку с глаз долой за считанные секунды.
