Казак слушал, брови дрожали, пока он судорожно затягивался махорочным дымом.
— А ты не лайся, скотина, паразит! И рук не руби! А не то — ведь и я могу…
У этого человека, оказывается, ноги были целые, а забинтовал их и затесался к раненым, валявшимся в Новороссийске на берегу, чтобы взяли на корабль. Объяснил Матвею, что их, казаков, обманули добровольцы. Как дураков, взяли своей агитацией. Обманом увели с Дона, повели в бой. Продали атаманы.
— Спросить любого, — говорил казак, — все знают: всевеликого Войска Донского атаман Африкан Богаевский, божья коровка, — лакей у Деникина, что прикажут, то и готов, сволочь. Подлаживается, ко всем добрый. Кого хочешь произведет хоть в генералы. Бывал я в охране у Африкана этого. Офицеры обедают, случаем обольет соседа красным вином: «Ах, извините, ваше превосходительство, сделал вас красным». — «Пока еще полковник», — отвечает тот. «Ну да ладно, сказал — превосходительство, значит, всё, произведены…» В Новороссийске сам сел на «Барона Бэка», а нас, как баранов, в трюм, на палубы — навалом. Теперь мне хуже, чем тебе. Твоя хата близко, а мне на Дон уже не попасть.
— Сам от него ушел!
— Сам, но по глупости! На всех казаков сразу не серчай. Верно, из кубанцев, я знаю, сюда перебрались шкуринцы, несказанные грабители. Это правильно — грабители. Седельные сумки у них набиты, как камни. Там и карманные часы, и обручальные кольца, и серебро, и золото. Еще и юнкеришки Донского училища, что на охране погрузки стояли. Будешь на базаре — посмотри, у них по две, по три сумки — кто сколько захватил! — с добром, с английскими брюками и френчами, с ботинками и с бельем. Правильно, казенный склад растащили, теперь продадут и будут говорить, что красные этот склад захватили. Это вот они грабители. А мы приехали голые и жалкие… И что теперь будет в этом Крыму? Кончатся припасы, подчистят у мужиков, крестьянина обглодаем, потом и сами начнем пухнуть с голоду, пропадем, как мыши в ведре с водой…
— Кабы так, то ладно, — усмехнулся Матвей. — Устроили бы богатые поминки, плясали бы на радостях. А если точно сказать, то только одно: мириться надо вам с трудовым народом. Большевики зовут, а вы не понимаете, как тот кулик: «Где живешь, кулик?» — «На болоте». — «Иди к нам в поле». — «Там сухо».
Казак подхватил:
— Вот и говорю: все из-за них, добровольцев, чтоб им пропасть! Курские, воронежские серые мужики — те умные оказались, не пошли за освободителями. А мы, бравые казаки, на белую удочку лихо попались…
