Сиваш | страница 86

Казак судорожно тянул цигарку, волновался, говорил, что без добровольцев давно помирились бы с большевиками. Добровольцам подай царя и имения, а казакам это ни к чему. Корниловцам, может быть, некуда смотреть, у казаков же донская степь шумит в ушах, хаты белеют перед глазами, Дон мерещится… Даже офицеры казачьи хотят помириться. Ведь офицеры — они из простых казаков, «химические», наслюнил звездочки химическим карандашом — и готов, прапорщик от кнута; залетела ворона в царские хоромы — теперь думает: как отсюда вылететь? Худо им будет, когда придут большевики. Как поедет домой казак в своем офицерском звании, пусть оно и «химическое»? Все — и офицеры — согласны мириться, да вот связались с добровольцем, а худой поп свенчает — хорошему не развенчать.

— Все-таки шли бы домой поскорей, — примирительно сказал Матвей и спросил: — Когда уйдете?

Казак печально ответил:

— Это я могу в точности предсказать. Когда красные нас разобьют, кончат добровольцев. Полетим тогда. Если, конечно, не утопят нас в море, за то что с оружием выступили против Труда…

Из дома-корабля в Скифском переулке Олег возвращался один, противный самому себе. Глядя на камни мостовой, едва тащил заплетающиеся, тяжелые ноги.

Дома кухарка открыла дверь, вскрикнула:

— Вот он, барыня, пришел!

Из комнаты выглянула седая голова. Мелкими торопливыми шажками приблизилась мать.

— Думала, увезли в полк…

На кофейной мельничке кухарка принялась молоть кукурузные зерна — испечь лепешки.

— Поехала на мельницу, — пошутила мать. Она стояла, смотрела, как он, Олег, умывается, утирается. — Олешенька, я хочу домой, к нам…

Он ответил, что домой нельзя, дом занят мужиками. Мать рассердилась:

— А кто им разрешил!

За спиной матери кухарка поджала губы и сокрушенно, соболезнующе покачала головой, жалея выжившую из ума старуху барыню.

— Поедемте к дяде в Севастополь. Сейчас же и собирайтесь, — сказал Олег матери.

Она сразу согласилась, обрадовалась:

— К Танечке, к братцу, — поедем, поедем.

Обшарпанные поезда по неделям стояли на станциях. Без угля, без дров паровозы стыли на путях. Пассажиры покупали топливо в складчину и набивались в вагоны до смертной плотности.

— В карете, в карете поедем, — сказала мать, глядя, как Олег пьет кофе. — Помнишь, ты был маленький, мы ехали в Мисхор в большой карете, завтракали на травке, ты подходил к лошадкам, я боялась — укусят… Поедем, будем завтракать на травке, — болтала она.

— Сейчас, барыня, в карете плохо, зеленые грабят, — вмешалась кухарка. — Лучше в дилижансе. Людей больше и кучера с ливольвертами…