Когда подходила к Перво-Константиновке, день уже разгорелся вовсю. В стороне Перекопа вдруг поднялся столб густого дыма и ударил пушечный выстрел. Феся подумала, что учение. Но вошла в село, глядь — по главной улице навстречу бегут красноармейцы-латыши с винтовками и заплечными мешками. Они прятались за хаты, падали у каменных оград. В ближнем садочке десять человек впряглись, выкатывали пушку, бегом подносили тяжелые ящики, что-то кричали Фесе. Пушка нацелилась в степь, грохнула и откатилась, сорвавшись с упоров. Фесе опять закричали, но ей забило громом уши, не слышала, что нужно людям. Из-за каждой ограды стреляли…
Думала добежать до хаты старичков. Не успела. На самой улице вспыхнуло сражение — страх! Как ни жалко было грязнить юбку и кофточку, легла на чьем-то дворе за низкой, местами разваленной оградой. Вдоль улицы теперь забили пулеметы. Пули щелкали по стене хаты чуть ниже крыши, на Фесю сыпалась известка. Потом стрельба будто затихла, и вдруг что-то заревело, как автомобиль. Феся подняла голову, увидела чудное: из степи в улицу не на колесах, а как-то сами по себе ползли зеленые железные, без труб и окошек, кругом закрытые пароходы. Ползли и стреляли. Два таких чудо-парохода. Глаз не оторвать… За хатой бабахнула пушка. Из-под одного парохода рванулась земля. Лязгнул, встал и задымил — сделалось тише. Второй заревел и рванулся вперед. И сейчас же из степи набежали люди, стали стрелять по хатам — стекла посыпались, по всей улице поднялся звон. Красноармейцы подвели к пушке лошадей в хомутах, настегивая, с пушкой выломались из садика, на ходу сели кто куда и поскакали на север, на Чаплинку.
Стало тихо, стрельба отнеслась далеко, в степь. Феся поднялась, почистилась и пошла в хату к старичкам.
Не соврало сердце: Антон был, оставил записку:
«Дорогая жена. Приходится отступать. Знай, где бы ни был и что бы со мной ни было, хоть на краю могилы, помню тебя, к тебе стремлюсь, пока жив. Твердо знаю, что вернусь. А пока прощай. Надо уходить…»
Белые солдаты с офицерами разбрелись по дворам — искать, не осталось ли «большевичков» и оружия.
Сходив за водой для стариков, Феся побрела назад в Строгановку. В степи дала волю горю, слезам…
Не успела кошка умыться, а гости наехали — явились на урожай. Как прошлый год, только не Слащев, а Врангель. Занял все до самого Днепра. Идет все дальше и дальше. У мужиков опять беда на дворе. Белые силой отворяют ворота, выводят из сенников спрятанных лошадей, выпрягают их из плугов прямо в поле.
