Сиваш | страница 119
Втягивала в себя горьковатый, дымный запах его шинели. И запах этот какой-то свой… Антон наклонился через угол стола к ней, упорно старался разглядеть ее в предутренней мгле. И Феся наклонилась к нему. Потом Антон положил голову на руки. Вдруг его голова отяжелела — заснул. Феся старалась не шевелиться, как струнка натянулась, чтобы не разбудить. Послышалось его ровное дыхание, тихое, как у ребенка. Очень устал он. Много верст шел пешком по степи — к ней, к Фесе. Наверно, и не поел. Феся нечаянно шевельнулась, он вдруг поднял голову и потянул ее руки к себе…
На заре Матвей проснулся, спустил ноги с кровати. Мизинцем потер глаз. Что такое?.. Держась за руки, за столом один против другого сидят Феся и Антон Горин. У обоих серые лица. Фуражка — на полу, в ней пригрелся котенок.
«Опять он тут? Смотри, пришел-таки. До чего точный человек! — с удовольствием подумал Матвей. — Ишь ты, молодец. Значит, запомнил хату Матвея Обидного. Неплохая, значит, теплая хата, хоть и земляной пол. Так, так! Друг на друга смотрят, а то, что уже утро, им и невдомек».
Матвей долго с интересом глядел на худощавое, туго обтянутое кожей лицо Антона Горина, наконец кашлянул. Феся и Антон неохотно повернули к нему головы и разняли руки. Антон вынул котенка из фуражки. Матвей не без усмешки сказал:
— С добрым утром вас!
— Доброе утро, — не сразу ответил Антон, надел фуражку, снова снял.
— Стало быть, не забыл дорогу… — проговорил Матвей. — За это спасибо. Надолго ли сюда?
— Сейчас иду в Перво-Константиновку, — ответил Антон.
— Не про тебя одного речь. Надолго ли все сюда пришли? Крым будете ли брать? Конечно, оборона сильная. Но Россию очистили, надо бы и этот кусок. Ведь жизни нет…
— Сейчас с Польшей, с Пилсудским тяжело, — ответил Антон. — И тут мы пробовали наступать, да сил мало, стоим, где стояли…
— А Врангель выйдет из Крыма к нам сюда, выйдет! Сам говорил мне! Что тогда делать? Мне хоть в землю зарыться…
Феся перебила:
— Будет вам, таточку, с самого утра!
Антон попрощался. Феся пошла провожать. В сенях крепко обняла, надолго припала губами к щеке, потом перевела дух.
— Антонечка, жди меня в Перво-Константиновке, приду…
— Смотри же!
— Приду, приду — непременно…
Вот когда солнце вдруг засветило и разгорелась жизнь. Словно ветер подхватил Фесю. Не совестно, и страха нет. Открыто сказала дома, что пойдет к Антону, без него небо низкое, темен свет. Нашелся ее человек, сам пришел. У них теперь нет отдельного дыхания. Такого счастья, может быть, не было ни у кого.