— Катись, болтун… Живо!..
Матвей не стал медлить.
Усевшись в бричку, подумал: «Вы как угодно, а я хоть под пулями, хоть без лошадей, а домой пробьюсь».
Ехал, и все никак не уходило из памяти лицо Врангеля: губы улыбаются, а глаза по-волчьи горят; просит покорно, наступив на горло.
7
Наконец-то случилось: обоз пошел к Сивашу. Повезли мотки колючей проволоки. Не доезжая до Армянска и Перекопского вала, взяли вправо, на Литовский полуостров. Приехали на место к ночи, сбросили в степи колючие мотки, в темноте на хуторе распрягли, кормили лошадей, сами легли в повозки.
Вот они, родные места!
Звезды горели, дул ветерок. Лежа в бричке, Матвей жадно вдыхал воздух, пахло Сивашом, мокрым илом. Сердце дрогнуло, защемило от острой радости. Близко берег. В ясную погоду и когда солнце сзади, виден и другой — синеватый. Присмотреться — на седоватой полосе, будто белые кусочки сахара, строгановские хаты. Напрямую через Сиваш до них верст десять. Дочки, поди, спят. Как они живут? Есть ли у них хлеб? Не ушла ли Феся обратно к Гринчарам? Что в ревкоме? Записали ли опять ему, Матвею, три Гринчаровых десятины? Ведь в Строгановке Советская власть, стало быть, должны записать. Не обманул ли дочек Гринчар? Так и прыгнул бы сейчас через Сиваш, на крыльях перелетел бы.
Ветер тянул слева, со стороны Перекопа. Надо думать, вода стоит у Первоконстантиновской гребли, сильно не разлилась… Днем с палкой перейдешь вброд, если солдаты с берега не застрелят. Только бы не заметили… Бричку бросать жалко, лошадей — и того более. А переходить надо, думал Матвей. Лучшего момента не будет. Угонят от Сиваша — тогда и не мечтай.
«Ночь кончится, начнет вставать солнце — сразу и убегу, будь что будет», — решил Матвей. Не спалось, слез с брички, хотел отойти в степь — посмотреть, где начинается спуск в балочку, ведущую к берегу Сиваша. Конвойный солдат сполохнулся:
— Стой, подводчик, куда?
Матвей огрызнулся:
— Да мало ли куда, спи, болван. Не бойся, не удеру. Без лошадей и без брички…
— Нельзя, подводчик, будь тут, — сказал солдат. — Удерешь — мне попадет.
— Дурак ты, дурак, — ответил Матвей. — Жалеть тебя не стану. Служишь, кому не надо… Иди спи, я не удеру сейчас, в такую темень. Видишь огонек? Там хутор, вдова живет, белый хлеб с колбасой дает. Понял? Хочешь, принесу?
Солдат отпустил. Матвей пошел, слабо белела тропинка. Различил колодец с журавлем. От него влево и начинался пологий спуск в балочку. Матвей постоял в степи лицом к перекопскому ветру, нюхал, не мог нанюхаться. Найдет солоноватый воздух, Матвей облизнет губы — соль! — и кажется, что он дома.
