«За содействие побегу анархиста Спиро».
В Джанкое у Слащева не так вешали, не по одному, а сразу шеренгу. Расстреливали каждый день на закате. В Севастополе не вешали. Если не расстреливали, то вывозили из бухты и с грузом бросали на дно. А как убивают в Феодосии и Евпатории — неизвестно…
Жизнь такая, что люди безвременно помирают, если не от пули, то от голода, от тифа или холеры. Вместо хлеба рабочим выдают мешки денег, делай с ними что хочешь: хоть пеки, хоть вари, хоть пускай на ветер.
От партизан по Крыму раскинуты листочки: начать забастовку, погасить паровозы… В Ольвиопольском полку нашли комсомольцев, убили их. А неделю назад молодые хлопцы — солдаты из военной школы — повынимали замки из орудий, захватили пулеметы, лошадей и — айда! — промчались по тракту от Перекопа на Чаплинку, к красным, через фронт. Ничего, доберется и он, Матвей, до сивашского берега.
На пасху Матвей в обозе выехал из Симферополя в степь, а навстречу четыре автомобиля с генералами, с попами. Сам Врангель впереди.
Грязные, черные, замордованные мужики свернули с дороги — генералу весь простор. А он — стоп, пожелал побеседовать. Обоз получил приказ остановиться. Остановились и автомобили. К Матвею подошел офицер, повел к Врангелю.
Врангель стоял возле автомобиля, высокий, ловкий. Как глянет — степь вянет. Но не смигни, так и не страшно. Хотя черт его знает, что ему придет на ум! Он власть, только пальцем шевельнет — все перед ним сделается, словно возникнет из ничего. Матвей сразу увидел, что человек высоко мнит о себе, нетерпелив, — стало быть, слеп, как ни сверкай глазищами. Воображения много, а есть ли понятие о жизни людей?
Врангель закурил, подал сигарету и Матвею. Не отказался, осторожно взял. Свита окружила обоих.
— Откуда родом?
— Из Строгановки. Из-за Сиваша.
— Перебрался через фронт?
— Зачем же, ваше высокопревосходительство? Зимой ваших офицеров вез. Теперь домой никак не попаду.
— Как звать?
— Матвей, а фамилия Обидный.
— Обидный? На кого в обиде? — Врангель дернул усиками. — На кого в обиде?
— На большевиков.
Генералы оживились, с улыбками переглянулись.
— За что в обиде на них?
Матвей ответил не моргнув, но замысловато:
— Звезда во лбу горит, а сами смотрят задом. Будто дали землю, только не показывают…
— Это как понимать? — с веселой миной, но холодно прищурив глаз, спросил Врангель.
«Так понимай, что незачем было большевикам отступать, поворачиваться задом. А взяли бы Крым, я бы землю свою увидел», — подумал Матвей, ответил же будто глупенький:
