Кровь была. После кровопускания пару дней назад жена собрала в склянку из зеленого стекла, оставшуюся от благовоний. Потому густая венозная кровь Авла сейчас пахла розовой амброзией.
– Фу, почти свернулась! – ведьма с остервенением вытряхнула содержимое склянки на край огромной бронзовой сковороды. – Теперь твоя. Давай руку.
Не без опаски Папея протянула ладонь. Достаточно было и пальца. Длинной бронзовой булавкой с головкой в виде волка старуха уколола ей указательный палец.
– Не бойся, дура. Будет вокруг тебя ходить, не отвяжешься. Но будут и последствия. Имей в виду.
Папея думала, что все само собой образуется.
– Ишь чего захотела! – фыркнула карга. – Самородная любовь – другое. А тут можно только навязать желание. Не больше. Будет думать, что любит. Будет его тянуть нестерпимо. Но на самом деле – нет. Человечью волю сгибать – дорогого стоит. А он у тебя своенравный, по крови вижу. Ишь, как на горячей сковороде скачет! Ну ничего, ничего, привяжем.
Папея и сама была уже не рада, что пришла. Она по рассказам подруг, той же Луппы, узнала, где находится лавка. Тут не было ни особенно темно, ни особенно грязно, как ожидала молодая женщина. С потолка не свисала змеиная кожа или хвосты крокодилов, в склянках на полке не видно было ни лягушачьих лап, ни глаз тритонов. Однако повседневно и быстро – точно за этим обращались все встречные и поперечные, как нечто само собой разумеющееся, творилось посягательство на чужую волю. И ни старуха, ни молодуха, заглянувшая под ее кров, не видели в этом беды.
– Теперь мы смешаем, – ведьма начала булавкой возить в каплях крови Авла, добавляя в них алые капли, выжатые из пальца Папеи. – Смотри-ка, совсем не хочет, – удивилась она. – Этот упрямец точно твой муж?
Папея подтвердила.
– Ненадолго, – бросила старуха. – Без моего мастерства – ненадолго. Вот, готово, – она слепила из пчелиного воска фигурку, подобие человека, прижала к голове прядку темных волос, чтобы они впечатались, нанесла булавкой на лоб первую букву имени Авла, а потом полила ее смешанной кровью, так что горячие капли глубоко прожгли тело на месте груди. – Теперь заверни фигурку в лоскут материи, – командовала ведьма, – и, как заметишь охлаждение, коли булавкой со своей кровью.
– В сердце? – с сомнением спросила Папея, видя, что грудь у фигурки совсем разворочена.
– В любое место, – хохотнула старуха. – Лучше в чресла.
– Почему не в сердце? Не в голову? – осмелилась спросить гостья. Ей казалось, что любовь обитает именно там.
