И вот я смотрел на фотографию Елены, видел симпатичное, милое русское лицо, хорошо уложенные короткие волосы, очевидно светло русые и взгляд чуть прищуренных светлых глаз, в которых читалось многое: был там задор, лукавство и ум. Последнее – самое главное и самое видное. Веселый, задорный, грустный взгляд сделать можно, а вот умный – никогда. Если у человека от природы нет ума, не дал ему Бог, то глаза, сколь ни старайся, умными не станут. Что ещё можно было увидеть в её глазах? Она открыта душой, ибо во взгляде не было хитрости, она доверчива и, что тоже очень важно, интеллигентна, благородна даже. Иначе говоря, я сразу проникся к Елене симпатией, о чем и сообщил Косте в ближайшем письме. Сообщил и почему-то подумал: «Странно, но, кажется, фото столь любимой им Стаси я так и не видел.». А может быть я об этом забыл? Время было другое: где там эта Стася, да и служить Кости еще было долго, не актуально, значит, все было, вот и не запало мне в память.
Сейчас было другое дело. Мы, то бишь страна наша, в этом 1955 году оставляли базу ВМФ Поркалла-Удд хозяевам – финнам, морская пехота ликвидировалась как вид войск, мне предстояло решить свое будущее: оставаться на военной службе или демобилизоваться и уехать домой, в Москву. В любом случае, я должен был скоро и ко взаимной радости увидеть Костю, ибо я поеду к родителям в Москву, а эта милая девушка на фотографии будет, вероятно, к тому времени уже его женой.
Что касается моих планов и настроения, я определенно не знал, что делать. Служить в армии далее или не служить. Вообще-то, мне, как бывшему суворовцу, офицеру, закончившему известное Киевское ордена Ленина Краснознаменное артиллерийское училище им. Кирова, удачливому и способному к службе, логичнее было бы остаться в строю. Однако, в жизнь нашу, независимо от наших желаний, на каком-то этапе, возможно и не очень логично, начинают активно вмешиваться внешние обстоятельства, видимо, как заданный именно тебе рок.
В том же 1955 году произошло первое крупное (640 тысяч) сокращение Советской армии. В воздухе понеслись слухи, что планируется ещё большее сокращение. Так, кстати, оно и случилось: в 1958 году армию сократили ещё на два с половиной миллиона человек. В этих условиях, как говорится, и ежу было понятно, что для офицеров перспектива роста заканчивается и падает престиж военной профессии. Однако, на меня, по недомыслию, влияло все это мало. Уход мой со службы не был предрешен. Но, как справедливо пелось в нашем любимом фильме «Карнавальная ночь», «… бывает, что минута всё решает очень круто, всё решает раз и навсегда». Случилось со мной уж совсем непредвиденное. Нас (полк) отвели на переформирование в какую-то деревушку под Выборгом. Там я узнал о серьезном сокращении армии и увидел, как все это происходит. Мы, офицеры, собрались у здания сельсовета, где заседала высокая комиссия из Москвы, занимавшаяся дальнейшей служебной судьбой офицеров. Молодые офицеры, и я в том числе, знали (нам сказали), что нас увольнять не будут, разве что по собственному желанию. Мы благодушествовали, шутили на счет мест нашей дальнейшей службы. А рядом с нами были озабоченные немолодые офицеры, в том числе бывшие фронтовики. Они были повязаны семьями, а для гражданки профессия «артиллерист» ничего не значит. Да и куда им было ехать, если вся жизнь у них была привязана к месту службы и служебным квартирам. В данный момент это была маленькая деревня и избушка сельсовета. А дальше что? Скажут: из армии вон, – а куда?!
