Мы поженились в конце апреля и провели май вдвоем. В июне стало ясно, что нужно как-то выкручиваться, что-то делать с самим собой. Я так сник, что даже работа перестала мне быть в радость. Однажды утром, починив забор на северо-востоке, я решил, что пора навестить кого-нибудь из соседей. Ближе всех жила Молли.
Когда возле сарая я не увидел автомобиля, то вздохнул с облегчением. Глупо было бы поворачивать назад — решение поехать стоило многих сил. Молли развешивала белье на заднем дворе. Простыни трепетали на сильном ветру, и она меня не заметила. Она ни капли не изменилась — на ней были все те же джинсы и старая холщовая рубаха, хвостом выдернувшаяся из штанов. Один зажим она держала во рту, а еще несколько торчали из кармана рубашки. Спереди, где прикасались простыни, рубаха намокла. Распущенные волосы то и дело спадали на лицо, и она смахивала их рукой.
Я спешился, привязал Вилли к дереву мескита, вошел во двор и остановился возле ветряка у Молли за спиной. Занятно, смогу ли я что-нибудь произнести?
— Привет, соседка, — сказал я. — Как поживаешь?
Она обернулась, держа в руках скатерть. Казалось, что она вот-вот заплачет. Легкие тени лежали под глазами. Скатерть упала на траву, я бросился ее поднимать.
— Боже, Гид, — сказала она. — Ты меня напугал.
Я вдруг смутился. Присел, поднял скатерть, собираясь отряхнуть с нее траву. Молли тоже присела, положила мокрую руку мне на шею и поцеловала меня. Ее теплое, словно свет солнца, лицо было передо мной, я сел на траву и обнял ее.
— Ну, разве мы не настоящая супружеская чета? — сказал я.
Она улыбнулась, улыбка получилась недоделанной, ее рот задрожал.
— Наверное, похоже, — сказала она. — Я так рада тебя видеть. Пошли в дом.
Скатерть и зажимы остались лежать, где упали. Я помог Молли подняться, обнял ее за талию и спросил, не стоит ли развесить белье до конца. Она покачала головой.
— Нет. Давай посидим на погребе, — сказала она.
Погреб был каменным, его прогрело солнце. Она держала меня за руку.
— Где Эми? — спросил я.
— Отдохни, — ответила она. — Он в Оклахоме, уехал на буровую.
— Боже правый, — сказал я. — Ну и странный парень. Как это — взять да уехать и оставить такую, как ты? Не понимаю.
Она усмехнулась.
— Ты не Эдди. Он не семейный человек. Он бы спятил, если бы не мог болтаться по белу свету.
Меня подмывало спросить, какого черта она за него вышла, но я прикусил язык.
Молли все поглядывала на меня и поглаживала мою руку, улыбаясь.
