Бурегон, чтобы отвлечься, оценивал повреждения скифа (катастрофические) и наугад отвечал блеянию из приемника, не оставляя, впрочем, попыток разобрать, что оно значит. Чужак явно обладал технологической культурой – возможно, и сам был плодом технологии, или же его прочная кожура была подобием скифа – судном, созданным для проникновения во враждебную среду.
Может, пришелец тоже искал в Буре полезные элементы и пищу?
Любопытно, чем питаются чужаки? И чем дышат? Возможно ли обучить их Речи? – гадал Бурегон.
С каждым разом, как он поглядывал вверх, киль матери оказывался все ниже. Наконец ее щупальца занавесили горизонт, а выгнув шею, Бурегон различил двойной ряд супругов, присосавшихся к ее брюшинам как дополнительные брюшные щупальца. Десятки супругов. Старейшие уже утратили изначальную форму и выглядели просто гладкими пупырышками на плоти Матери Могил. В новых еще можно было различить индивидуальность.
На животах малых матерей, сопровождавших ее, тоже болтались супруги, но их оказалось намного меньше… да и сами матери, даже самые большие, были на треть меньше ее.
От горького разочарования Бурегон скорчился в своем панцире. Еще бы немного! Он был так близок. А теперь ему нечего предъявить, кроме разбитого скифа и блеющего пришельца. Теперь все начинай заново…
Можно было бы попросить Матерь Могил передать его приданое меньшей матери. Он вполне достоин внимания любой из ее сестер или дочерей.
Однако никто из них – не она.
Оставалось надеяться, что Бурегон не прогневил ее, пожертвовав добычей ради спасения пришельца. Этого бы он не перенес. Хотя, если она решит возместить потерю ценой его трупа, он, по крайней мере, умрет недаром… и быстро.
Приемник снова заквакал. В голосе чужака послышалось что-то знакомое – должно быть, Бурегон понемногу привыкал.
Несколько щупалец Матери Могил коснулись его – долгожданное, желанное прикосновение. Какая горькая ирония – и все же наслаждение от этой ласки позволило вынести горечь. Он приготовился встретить боль, паралич – но она отвела жало. Болели только синяки, натертые ремнями и набитые ударом о переборку.
Теперь он напрямую слышал ее голос. Тот наполнял воздух кабины и вибрировал в пустотах панциря ласковым громом. К изумлению Бурегона, она обратилась к нему с ритуальными словами, со словами, которые он надеялся и не чаял услышать. Не обманывает ли его слух?
Она сказала:
– Ради благоденствия целого, что принес ты нам, Бурегон?
Он не успел ответить, потому что снова заблеял приемник. На этот раз в голосе слышалось некое подобие Речи – искаженный до невразумительности, с неслыханным акцентом, голос выговорил:
