То требовал свою воду бургомистр.
Широким, яростным шагом подошла она к двери и забарабанила в нее что есть мочи. За дверью долго слышался скрежет проворачиваемых ключей, отпираемых замков, отодвигаемых засовов.
Покажись из-за двери голова бургомистра, Мирелла от приключившихся потрясений и годами тлевших в душевных недрах чувств, без сомнения, огрела бы его кулаком по носу – до того всё в ней вскипело.
Но дверь приотворил слуга. Мирелла углядела в щель его тощее и перепуганное лицо и слегка остыла. Пока же тот бегал за пустым бочонком, она вконец успокоилась. Бочонок она наполнила лишь до половины. У нее осталось еще полное ведро и немного воды в другом. Увидев на лице слуги удивление, она заявила:
– Больше я не приду. Звонить без толку.
И удалилась, прежде чем тот успел возразить.
Она перевела дух. Дрожь унялась. Голова была ясна, взор прям, грудь дышала свободно, ноги крепко упирались в мостовую. Мирелла ощутила уверенность. То было чувством новым и странным. Быть может, в детские годы она и была такой, бессознательно смелой. Но, вырастая, порастеряла ту веру в себя. И вот обрела ее вновь. Она отогнала черного незнакомца. Страх ушел.
Она пошла по городу дальше.
Впервые тишина его улиц явилась ей не столь тревожной, сколь покойной. Она напевала песнь водоносов, и радостно было слышать, как отдается в тиши ее голос.
Мирелла шла в бедняцкую часть. Она пела, и живые отворяли ставни, протягивали кружки. Она поздоровалась с близняшками, радуясь, что они живы. Те же дали ей припасов в обмен на воду. Мирелла схоронила съестное близ сарая: ежели крысы не отроют тайник, им с Паном хватит на ближайшие дни. Она выглядывала незнакомца в черном, но того нигде не было видно. Тогда она повернула назад к Везеру.
По дороге ей встретился подручный могильщика. Бедолага всё продолжал свои труды. Он в одиночку обходил Гамельн, собирал тела и погребал их. Мирелла подкрепила его водою и словом.
Приблизившись к реке, Мирелла увидела очертания мужчины. Он стоял по колено в воде и тер свое тело. Подступив ближе, она признала в нем Гастена. А дойдя до берега, поняла, что он совершенно наг.
В Средние века нагота была делом обыденным. Мылись все вместе, хаживали раздетыми в кругу семьи и перед толпою слуг. Однако, хоть увиденное ею и соответствовало нравам эпохи, Мирелла ощутила неловкость, и щеки ее зарделись.
– Мирелла! – воскликнул Гастен с широкою улыбкой. – Как поживаете?
Юноша имел весьма довольный вид, и юницино смущение явно его забавляло. Не зная пощады, он продолжил свое омовение. Затем повернулся к ней, уперев руки в бока, дабы обсушить спину в лучах солнца, и непринужденно завел беседу.
