Не глядя на дурную ухмылку Бедвика, Мирелла взяла ведра и вышла в чумной город. Шла она осторожно: нос по ветру, глаз начеку, слух навостру. Следила, чтобы не наступить ненароком на крысу или руку мертвеца. Никогда еще извилистые улочки Гамельна не казались ей столь опасными: поди разбери, что ждет за бессчетными их поворотами.
Однако Мирелла знала, кого страшится встретить всего больше.
Незнакомца в черном.
Стоило ей представить себе его долговязую фигуру, и сердце заходилось в груди от тревоги. С ясностью, коей она сама дивилась, пред взором ее вставал тяжелый плащ дорогой ткани, черней колодца, мерная поступь, капюшон, а под ним – будто пустота, как если б лица у незнакомца не было вовсе.
Для храбрости Мирелла пропела короткую обережную молитву, в такт ходу. А всякий поворот миновала в три широких шага, шепча себе:
Будь там Зло, оно б нас сожрало,
Но раз нет его там,
Нечего бояться нам.
Еще три шага – новый поворот. Уф! И тут никого.
Будь там Зло, оно б нас сожгло,
Но раз нет его там,
Нечего бояться нам.
Хвала Господу! И этот переулок пуст.
Будь там Зло, оно б нас растолкло,
Но раз нет его там,
Нечего бояться нам.
Спасена! На улице ни души, ни живой, ни мертвой.
Будь там Зло, оно б нас рассекло,
Но раз…
Последние слова застряли в ее горле. Леденящая тишина пришла на смену напеву.
Черный человек был здесь.
Мрачная тень виднелась в конце новой улицы, куда заступила Мирелла. Подол плаща его словно окаймляли синеватые всполохи. Он гулял по Гамельну, точно по своей вотчине. Поступь его была покойна, и снующие у щиколоток крысы ничуть его не смущали. Пред низким домом, безмолвным, как и все прочие, он замер. И Мирелла узрела с ужасом, как входит он в жилище сквозь стену.
Точно вспугнутый заяц, рванула она прочь. Через весь город, до самого Везера. Добежав, зашла в воду по пояс. И окунула в нее руки, горящее лицо. Мало-помалу она отдышалась.
Мирелла закрыла глаза. Город лежал позади. И чудилось ей, будто чума заперта в его стенах и вода убережет ее от всякой заразы. Она вернулась к берегу и легла на мелководье, головою в мягкую траву. Прохладные струи расслабили напряженные мышцы.
Когда телу вернулся покой, а по коже пробежал озноб, Мирелла вышла из воды. Возвращаться в Гамельн она не хотела. Ее тянуло уйти. Вот только куда? О мире за стенами Гамельна Мирелла не ведала ничего. Про географию монашки не сказывали ни слова. До мора, бывало, бродячие торговцы со странным наречием входили в городские ворота. И то было для Миреллы единственным свидетельством, что за пределами города есть большой мир.
