Порой встречался чужестранцу нищий или какой водонос за покражей. Стражники всё стояли на посту. Двое – у городских врат, прочие – у бургомистровых чертогов. Само собою, добрая их часть предпочла бы замкнуться в казарме. Но лучше уж остаться в услужении у знатных горожан, чьи подвалы и кладовые набиты на славу. Ибо всякому ясно было как день, что со смертью столького простого люда на жатву не хватит рук. И с уходом чумы в город постучится голод.
Но прежде голода, прежде чумы даже город стенал от другой беды. Если в самых обильно набитых погребах сохранилось еще немало пудов пшеницы с ячменем, кулей бобов, сушеных рыб и мяса, то кувшины вина и бочки ячменного пива, напротив, по случаю такого зноя пустели с необычайной быстротой. Ибо уже много недель Гамельн не знал дождя, и нестерпимый солнечный жар, казалось, не желал отступать даже ночами.
Посему, пробудившись в одно утро, бургомистр столкнулся с новым затруднением. Укрывшись за семью затворами, он пережидал мор, восседая на злате и горах припасов. И постепенно вылакал всю влагу, что нашлась в доме: сперва вино, затем ячменное пиво, ликеры, сок из последних фруктов, дождевую воду из небольшой кадки – затхлую, на самом донце. Даже слизал все обильные слезы с ланит супруги: несчастная тяжело переносила невзгоды. Теперь же он иссыхал под своей броней. Кожа его растрескалась, язык в пересохшем рту разбух.
Он думал было послать по воду стражу, но та откажется идти через город, кишащий чумой. Сие средство оставит он на крайний случай. Лучше не злить тех, кто тебя защищает. Ибо и вправду страшился он восстания городской черни и уже видел, как толпы голодных, плюющихся бедняков осаждают его чертог, ломают ворота, опустошают погреба.
А потому поступил он по обыкновению: позвонил в колокол. Как знать, быть может, еще остался в живых какой-нибудь водонос?
Сарай их, как помним, был неподалеку. Мирелла, Пан и прочие из их числа сидели внутри, томясь от духоты. Знакомый звон достигнул их ушей. Повинуясь привычке, что воспитали в ней годы покорства, Мирелла вскочила на ноги.
Она огляделась. Водоносы не двинули и пальцем.
– Звон у бургомистра, – заметил Бедвик. – Скажи-ка! Твой участок, Мирелла.
Мирелла задумалась. Она боялась, как бы мучимый жаждой бургомистр не приказал повесить их всех, сейчас или после, ежели переживут они мор. Бессомненно, выходить из сарая она опасалась. Но голод вновь мучил ее. Рано или поздно выйти придется: чтобы украсть еды или раздобыть ее у сирот-близняшек.
