За неделю, проведенную в Бегичевке, Стадлингу много раз предоставлялся случай побеседовать с Толстым. Как-то вечером они обсуждали утопию Эдварда Беллами «Взгляд назад 2000–1887» (1888). В России книга вышла годом ранее, и Толстой ее внимательно изучил. «Все в восторге от утопии Беллами, но никто не хочет ничего делать, чтобы идеалы стали реальностью», – прокомментировал Толстой185. Толстой проявлял интерес и к родине Стадлинга. Что думают шведы о России? Стадлинг уверял, что прежние представления о России как о смертном враге более не в ходу, поскольку теперь люди уже понимают различие между режимом и народом. Просвещенные шведы знают, что в России много тех, кто «может позволить себе иметь совесть и убеждения и поступать соответственно им»186. «И это дорого стоит, должен вам сказать», – добавил Толстой, которому очень понравилась формулировка Стадлинга.
Из современных скандинавских писателей Толстой (благодаря Ганзену) был знаком с творчеством Кьеркегора, Бьёрнстьерне Бьёрнсона и Ибсена. Шведского Эрнста Альгрена (псевдоним Виктории Бенедиктсон) Толстой открыл сам за год до этого. Стадлинг заинтересовал Толстого рассказом о Викторе Рюдберге и его стихотворении «Новая песнь о Гротте» (1891), которое жестко критикует неуправляемый капитализм, превращающий мельницу Гротте в индустриалистский символ обогащения единиц и разрушения жизни масс. В стихотворении Рюдберга присутствует нечто толстовское, но, к сожалению, оно никогда не переводилось на русский.
Обсуждали и религию. Толстой охарактеризовал протестантскую церковь как столь же нетолерантную, как римско-католическая или православная. Секта мормонов, о которой Стадлинг написал книгу после визита в Солт-Лейк-Сити в начале 1880‐х, на девяносто процентов представляла собой плод фантазии Джозефа Смита187. Стадлинг рассказал, что и в Швеции свободная церковь и пиетизм демонстрируют признаки распада, а деньги становятся важнее практического христианства. Толстой согласился: «Христианам надо в первую очередь наладить естественные отношения друг с другом и с остальным миром: следовать за Христом и претворять его учение в обыденную жизнь, а не тратить силы на организацию обществ, строительство церквей, содержание священников и споры о догме. Все это от язычества и совершенно чуждо учению Христа»188. К русским сектам Толстой испытывал чрезвычайное уважение. Именно в них жило подлинное христианство. Мерилом служил отказ от военной службы, и Толстого очень обрадовала новость, что среди молодежи Готланда много пацифистов.
