– Добрый вечер! – приветствую я собравшихся.
Мой усиленный динамиками голос отражается от стен огромного зала и возвращается обратно. Сценическими мониторы, такое ощущение, даже не подключены, но я понимаю, что это, скорее всего, мне так просто кажется на фоне волнения.
– Уже более тридцати лет назад отгремели взрывы унесшей десятки миллионов жизней войны, но мы всегда будем помнить, какой ценой досталась советскому народу эта победа. Дорогие ветераны, от лица молодого поколения позвольте заверить, что мы всегда будем помнить, кто подарил нам мирное небо над головой. И мы приложим все силы, чтобы быть достойными памяти павших. Здоровья вам, счастья! С Днём Победы!
Эта небольшая речь, сорвавшая овации зала, стала экспромтом… Вернее, почти экспромтом. На репетиции я должен был ограничиться фразой «Добрый вечер!», ею и ограничился. А сегодня с утра меня торкнуло, фиг ли я не могу поздравить ветеранов своими словами? Ну и придумал небольшую речь, чтобы можно было её без труда запомнить. Судя по аплодисментам, зрителям, подавляющее большинство которых составляли как раз ветераны, вроде как понравилось.
Что ж, а теперь непосредственно песня. Проигрыш на акустике, и вместе со словами вступили остальные аккомпанирующие музыканты. Пел я, закрыв глаза, потому что свет так и слепил, аж до слёз. Хотя, быть может, слёзы на глазах выступали от охвативших меня эмоций? Мне кажется, эту уже заезженную для себя вещь я никогда ещё не исполнял столь проникновенно.
Наконец затихает последний аккорд, я всё же открываю глаза и понимаю, что прожектор уже не так слепит, можно разглядеть лица сидящих в зале, и многие, продолжая аплодировать, вытирают кто тыльной стороной ладони, кто носовыми платками увлажнившиеся глаза.
Сбоку, из-за кулис, вижу готовящихся выходить на сцену Брунова и Моргунову. И в этот момент (сам не знаю, как это вышло), произношу:
– Дорогие друзья, дорогие наши ветераны! Недавно я прочитал прекрасное стихотворение поэта-фронтовика Михаила Дудина под названием «Снегири». Вы наверняка многие его знаете. В смысле, и об авторе слышали, и стихотворение читали, – улыбнулся я. – А у меня как-то сама собой родилась мелодия. В итоге получилась песня, которая самому Михаилу Александровичу очень понравилась. И хоть она и не была запланирована к исполнению в рамках этого праздничного концерта, позвольте мне для вас её исполнить.
Зал в едином порыве зааплодировал и, не обращая внимания на жесты Брунова и Шароева, отчаянно жестикулировавших в мой адрес в проходе между кулис, я тронул струны и запел:
