Цвета. Цветы. Лето. Солнце. Прогулка по траве. Запахи соломы, нагретой шерсти коровы, которую окатили водой из шланга.
– А она рассказала это. И что разладилось у неё именно из-за прерывания. Она его сделала, ещё когда мы только-только женились. Сам не знаю, что на меня нашло, доктор…
Аурей замолчал. Альберт остался в тишине и пустоте чувств. Теперь он понял, что это означало.
Пациент врал.
– Что на вас нашло? – тихо спросил Альберт.
– Я представил, что было бы у нас не двое детей, а трое. Дочка ещё одна, а может и сын… Представляете? Две дочки и сын! Как было бы замечательно…
Правда.
– А она меня обманула. Всё… не спросила. Испортила. И на меня нахлынуло. Я этого не ожидал.
Ложь.
– Вот так, слово за слово и… всё. Я только тогда понял, что сделал, когда уже было поздно. Вызвал полицию. Сдался. Я – убийца. После того, что я сделал, я хочу лишь казни, доктор. И всё.
Альберт почувствовал, что выжат.
– Казней в Содружестве не было уже очень давно.
– Юридически такая возможность есть, я уточнял. И это то, чего я достоин. Я признаю свою вину, – уверенно проговорил Аурей. – Признаю свой грех. Я должен умереть.
Ничего не ответив, Альберт сдёрнул со своих висков присоски и поднялся.
– Уже всё? – спросил Аурей.
– Для первого сеанса вполне достаточно.
Сухо улыбнувшись, Альберт подошёл к Аурею, и, занятый рутиной, думал лишь о том, что, как врач, хочет узнать, хочет понять его. Отговорить страстного желания умереть.
Помочь.
Даже выжатый и почти обессиленный пропущенными через себя эмоциями и чувствами убийцы, Альберт знал, что хочет помочь своему пациенту.
Он примотал провода к положенным для этого частям машины и, взяв папку, сделал шаг к двери, когда его остановил голос Аурея.
– У вас не выйдет, доктор. Правда не выйдет.
– Не… выйдет что? – от неожиданности Альберт закашлялся на «не», но потом взял себя в руки.
– Не выйдет. Но я правда очень ценю. И… знаете, что? Хотите знать, что это?
– Что «это»? – голова у Альберта закружилась.
– Это. Знаете, что? – Аурей улыбнулся, но его глаза наполнились грустью. – То, что вы ощутили, почувствовали. Это беспомощность, доктор.
– Беспомощность… – повторил Альберт, и всё в его голове сошлось.
Он ощутил, что только что произнёс в слух причину того, что так терзало его во время поездок домой и на работу.
Беспомощность. Так просто, как можно не понять самому? Пока он шёл к Пилипчику, сердце билось особенно гулко, а в ушах шумело. Адкинс, он что… знает? Он – знает?
