«…ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет». Философская мораль этой притчи в том, что мы должны получать плоды от дарований, полученных нами от природы или от Господа, дабы не погрешить против собственного духа. Наши заслуги определяют нас лучше, чем полученные при рождении привилегии. Но самореализация, применение своих талантов не является сегодня данью традиции или соблюдением заповедей христианской веры: в индивидуалистическом мире это делается с целью постижения самих себя и, возможно, даже за пределами ролей, навязанных нам социальными, семейными и клановыми условностями.
Увы, но я — это я
Сегодня мы полагаем, что подлинность нашего «я» — другими словами, его соответствие нашему внутреннему миру — должна преобладать над условностями, искренность — над социальными масками, индивидуальное — над коллективным. Но понятие подлинности «я» само по себе двусмысленно.
Идет ли здесь речь о том, что нашему «я» следует стать, как полагалось испокон веков, «я» предопределенным, запрограммированным, которому надлежит проявиться и удовлетвориться самим собой, достигнув цели? В этом случае нас не должны волновать никакие преграды, нам не следует внимать ничьим наставлениям, мы станем руководствоваться исключительно субъективной точкой зрения. И тогда подлинность «я» будет не чем иным, как переиначенным на более благородный и современный лад старым словом «каприз» — своеволием, отличавшим прежних монархов. Тебя не заботят ни преобразования в обществе, ни нравственное развитие; ты совершенен такой, какой ты есть, ты лелеешь свою индивидуальность, прекрасную уже только потому, что она твоя. Не стоит сопротивляться малейшей своей склонности, ведь твое желание превыше всего. У всех в мире есть обязанности, но не у тебя. Здесь кроется двусмысленность лозунга «Be yourself» («Будь самим собой»), родившегося в 1960-е годы: чтобы быть собой, нужно еще, чтобы тебе удалось стать самим собой, а в 15 лет ты еще далеко не тот, кем можешь стать однажды.
Предоставленный самому себе, я только и делаю, что без конца собой восхищаюсь: высшую ценность имеет теперь не то, что вне меня, но то, что я ощущаю внутри. Мне больше не нужно «стать» кем-то, в каждый момент времени я уже являюсь тем, кем должен быть, и я могу без сожаления принять свой характер, свои чувства и фантазии. Поскольку свобода — это возможность избавиться от предопределенностей, мы хотим принимать наше «я» таким, как оно есть (то же явление имеет место в политике в сфере идентичности: каждое меньшинство должно принять себя в своем существующем виде как совершенство и не выходить за пределы своего круга). Мы ничем не ограничиваем наши желания и потребности, нам больше не нужно расти — иными словами, создавать дистанцию между одним и другим собой. Каждому из нас остается лишь следовать своим наклонностям, растворяться в самом себе. Странное самодовольство, равно затрагивающее в условиях демократии и личность, и сообщества, которые много мнят о себе и считают, что мир должен им всё.
