Джордж Стайнер [1]
Удачи иметь талант недостаточно, нужен еще талант быть удачливым.
Гектор Берлиоз
Фотограф Брассай рассказывает, что Марсель Пруст в молодости был влюблен в юного эфеба из Женевы, Эдгара Обера, но так и не осмелился признаться ему в своей страсти [2]. На обороте фотографии, которую Обер подарил Прусту, было написано посвящение на английском, цитирующее сонет поэта и художника-прерафаэлита Данте Габриэля Россетти: «Look at my face; my name is might have been, I am also called No More, Too Late, Farewell» («Взгляни на меня: зовусь я То-что-могло-случиться, у меня есть и другие имена: Никогда Больше, Слишком Поздно и Прощай»).
Утраченные возможности
Несовершённый поступок, несказанное слово, непротянутая рука — и вот мы упускаем человека, упускаем отношения, которые могли бы перевернуть нашу жизнь. И они представляются нам тем более восхитительными, что история не случилась. Мы не воспользовались выпавшим нам шансом, нам следовало придумать что-нибудь, проявить инициативу. Сколько в нашей жизни моментов, когда по причине испуга, потрясения, робости наша судьба не принимает тот оборот, который могла бы принять. Нам не хватило быстроты реакции. И если другие на нашем месте решаются сделать шаг, выказав отвагу, то мы злимся на них. Как простить самому себе, что оказался трусом? В следующий раз, уж конечно, мы будем на высоте и поразим объект нашего вожделения каким-нибудь ошеломительным предложением. Мы часто приписываем этим упущенным возможностям невероятную значительность. Мы — как Бодлер, который обращается к прохожей, идущей перед ним «с осанкой гордою, с ногами древних статуй»: «Тебя любил бы я — и это знала ты!» [3] Такой способ желать может показаться сомнительным: ведь нас тем больше воспламеняют незнакомец или незнакомка, что с ним или с нею нам не грозит пройти самое страшное испытание — испытание повседневностью, накладывающей на всё печать неопределенности. Так очаровавший нас человек, возможно, со временем стал бы занудой, а женщина превратилась бы в гарпию. Как понять, что тот, кто встретился нам на мгновение, не представляет для нас еще одну иллюзию? Эта встреча так волнует лишь потому, что не имеет продолжения [4]. Сожаления о том, чего не случилось в нашей жизни, особенно запоздалые, бродят в нашей памяти в виде несостоявшихся событий-призраков, напоминая боль тех несчастных, кто продолжает чувствовать ампутированную руку или ногу. Их подстегивают рассуждения в условном наклонении: «Если бы я только!..» Не остается ничего другого, кроме как сожалеть о том, чего не сделал. То, что могло бы произойти, становится для нас важнее, чем то, что действительно произошло: виртуальное подтачивает реальное, обесценивает его.
