Месяц смертника | страница 31



Россия, Куба, Китай, Камбоджа… Любая из этих стран могла бы стать родиной Апокалипсиса, землёй спасения. Ни одна из них — не стала.

Как же жалки теперь эти страны! Они ползают перед жизнью на брюхе, они зарабатывают деньги, они спешат вдогонку за глупым обывательским счастьем, они грезят о призрачном грядущем величии… вот только бы сегодня продать на доллар больше, чем продано вчера.

Ни одна из революций не стала Мировой и последней.

Вы пощадили мир, революционеры. А мир не пощадил вас.

Мир торгует вами: майками с портретом Че, значками с Лениным, Пол Потом и Мао…

Мир продаёт вас и покупает.

Он сожрал вас и переварил. Революции оказались для него лишь временным несварением желудка.

Он вылечился. Он снова здоров и счастлив.

Но… Поверьте мне, ненадолго.

«Революционер — человек обречённый».

Так сказал Нечаев.

Человек обречённы й, послушай меня!

Сегодня мы меняем судьбу. Мы останавливаем течение жизни.

Мы — маленькие, жалкие, ничтожные твари, робкие слюнявые дебилы, мы наследуем землю.

Мы — омега!

Сегодня ангелы Революции стоят у меня за спиной. Их чёрные одежды развеваются по ветру, их алые крылья — цвета крови, оранжевые отсветы на их лицах — отсветы разгорающихся пожаров.

Они говорят со мною. Я слышу их голоса!

Зачем же я сделал эту страницу, эту никому не нужную страницу?

Быть может я верю, что Революция так близка, что любой, даже самый малый и незаметный шаг ей навстречу…»


Анализ крови. Анализ мочи. Анализ кала. Проба слюны.

Красные лампы. Зелёные лампы. Синий свет мониторов.

Еле слышное жужжание центрифуг.

— Предварительный анализ… В среднем это занимает два-три часа. Придётся потерпеть…

Я раздет до трусов. Лежу на кровати, застеленной белым покрывалом из толстой прорезиненной ткани. На лбу, висках, груди, животе и руках закреплены датчики.

Давление. Пульс.

— Сейчас дышите ровно, спокойно…

Кардиограмма.

Ками почти всё время находится рядом со мной. Иногда он отвечает на мои вопросы. Но чаще отмалчивается. Здесь довольно прохладно. То ли от холода, то ли от волнения меня бьёт дрожь. Скулы сводит судорогой. Я не могу замолчать, всё время пытаюсь поговорить с ним. Спрашиваю непрестанно. Вопросы по большей части глупы и путаны. Иногда он отвечает.

Девушки в белых, наглухо застёгнутых комбинезонах, приносят ему длинные листы распечаток, говорят что-то тихим шёпотом, изредка поглядывая на меня.

Почему шёпотом? Я всё равно не понимаю их язык. Или здесь вообще принято тихо говорить?

Я закрываю глаза. Гудение приборов. Мягкие прикосновения — девушки снимают датчики.