– А вы как, без машины?
– Гулять полезно, хе-хе…
Проводив Кербеля, я покрутился по мастерской, взбудораженный, мысли всклокочены… И, как заезженная пластинка, идут на ум названия фильмов про Джеймса Бонда.
«Жизнь дается лишь дважды»… «Никогда не говори никогда»…
Кремль, 13 апреля 1973 года. Позднее утро
– Хватит тебе мусолить! Как дерьма в рот набрал! – прикрикнул Подгорный на благообразного помощника. – Даже бабка моя умела, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой! – остывая, он развернулся в сторону Врублевского, скромно притулившегося в уголку: – Как-то деятель из сельсовета к ней заявился – подписывать пришел на госзайм. Он и так, он и сяк, он и жо… задом об косяк! Талдычит всё, чего бабке от советской власти перепало, а та ему: «Ты не агитировай, а формулировай, скильки трэба!», – хохотнув, Председатель Президиума Верховного Совета жестко добавил: – Так что кончай меня агитировать! Формулируй, давай!
Трепещущий помощник пролепетал:
– Николай Викторович, я звонил товарищу Зимянину[5] и в вежливой форме потребовал, чтобы в отчете о вашей встрече с избирателями написали: «Президент СССР Подгорный»…
– И что? – зло выцедил Председатель Президиума. – Послал?
Помпред замешкался, но затем, испугавшись начальственного ора, вытолкнул упадающим голосом:
– Сказал, что по Конституции СССР такой должности нет…
Подгорный витиевато выматерился, и резко махнул рукой помощнику: сгинь!
Врублевский моргнуть не успел, а дверь в приемную уже тихонечко прикрывалась за благообразным. Ишь, как вышколили…
Николай Викторович раздраженно вскрыл пачку сигарет. Сломал одну цигарку, прикурил другую и, выпустив дым, забурчал, глядя исподлобья:
– Видал, с кем приходится работать? Не передумал еще в помощники идти?
– Нет, – последовал хладнокровный ответ.
Успокаиваясь, Подгорный присел к длинному столу, застеленному зеленой скатертью, поближе к тяжеленной хрустальной пепельнице, полной окурков. Лицо у Председателя Президиума умиротворенно разгладилось, принимая обычный, хотя и нездоровый цвет, близкий к свекольному. Его седые, приглаженные назад волосы открывали высокий залысый лоб, рисуя ауру большого ученого, а очки придавали надуманному образу строгую законченность. Небрежно пролистав бумаги, хозяин кабинета затянулся, втягивая щеки и щуря глаза – кончик сигареты накалился красным.
– Виталий Константинович… – протянул он с приветливым равнодушием, выпуская дым, чем напомнил Врублевскому усохшего огнедышащего дракончика, мелкого и пакостливого. – А что ж так-то? Со Щербицким, что ли, не сработался?
