Великая магистраль...
Сколько труда в тебя вложено, сколько жизней тебе отдано, чтобы вот так катить из края в край земли — от океана до океана!
Машинист оглядывается: за спиной, послушные его руке, красиво вписываясь в излучину пути, катятся вагоны. Вагоны с ситцем из Иваново-Вознесенска, с вином из Туркестана, с уральским железом, углем, кавказским мазутом, волжским хлебом, с братиками-солдатиками, с пушками и с арестантами — такими же, каким сам он, машинист, был года три назад.
Как хочется остановить поезд на перегоне, сбить замки с вагонных засовов:
— А ну, товарищи, врассыпную!
Вот он, тормозной вентиль, под рукой...
Но — спокойно остается ладонь на рукояти реверса. Только зубы стиснуты да губы сжаты — не то от ветра, не то еще от чего.
Спокойно, медленно, но верно вперед, вперед.
И вообще...
Вообще, неизвестно, кому на пользу пойдет этакая «оптовая» перевозка крамолы «из России в Сибирь»? В кого-то еще будут стрелять тогда эти пушки? Бабушка надвое гадала.
Позвольте! Что значит слово «тогда»? К чему оно относится? Откуда взялось?
Знаем откуда. Погодите. Дайте срок...
— Надвое гадала, — стучат колеса. Подтверждают, обнадеживают. — На-дво-е... На-дво-е...
Да и Сибирь уже не та Сибирь. Вот они рельсы-то. Зовут, струятся. И не годы, а считанные дни до Москвы, до Питера, а там уж и рукой подать до Европы, до Старика...
А колеса все стучат, стучат:
— Двадцатый век наш!.. Двадцатый век за нас!.. Чудо- век!.. Чудо-машина!.. Чудо-магистраль!..
Впереди из вьюжного снега вылезает бак напорной башни, встает водокачка, похожая на причудливо обрубленный ствол дерева-гиганта. Поднимается крепкое здание вокзала. Дымки над избами поселка. Стая голубей. Мальчишки на коньках. Бабы с коромыслами у колодца.
Шипит воздух в тормозах. Машина замирает под хоботом колонки. Все уже привычно вокруг: перрон, красная фуражка начальника, синяя — жандарма, станционный базар — мед, жареный налим, кедровые шишки.
Пока помощник с кочегаром «поят коня», молодой машинист обстукивает бандажи колес, ощупывает бронзовые втулки — не перегрелись ли, доливает смазку из длинноносого бидончика, достает часы на серебряной цепочке, щелкает крышкой, поднимается по лестнице-стремянке...
Опять ладонь на теплой, отполированной рукояти. Из конца в конец поезда — от передних до хвостовых вагонов — лязгают буфера. Хрипя на морозном сквозняке, вздыхает машина. Пар натужно урчит в трубах инжектора — гонит воду в котел.
Выходной семафор. Стрелки. Убегающие в снежную заваруху рельсы.
