Дьявол — персона в высшей степени своеобразная. Дьявол — это Люцифер.
И теперь из могилы слышался голос Сары:
Вы знакомы.
Да ни в жизнь. Быть такого не может.
— Не понимаю, — сказал я. — В каких обстоятельствах тот, кого зовут Дьяволом, сказал, что знаком со мной? И как мы могли встречаться?
— Не знаю. Вы что же, принимаете это всерьез?
Более чем все прочее, что я слышал за последние недели.
— Какими же качествами, по мнению Сары, я отличался? — Голос у меня звучал как чужой.
Малин явно замялась.
— Она говорила, что человек, которого Дьявол так ненавидит, наверняка единственный, кто сильнее его, — тихо сказала она.
В конторе словно бы начался шторм. Мне казалось, бумаги вот-вот вспорхнут со стола и разлетятся по всему полу.
Он знал меня и ненавидел.
Я не понимал, о чем толкует Малин.
Недоразумение, думал я. Все это недоразумение.
Но в глубине души знал, что это не так.
— Но почему же она не обратилась ко мне? Почему не попросила в защитники меня? Я бы охотно ей помог.
Малин опустила глаза.
— Вряд ли вы могли бы помочь ей как адвокат. Пожалуй, она думала… о другом. Но так или иначе, это другое не позволило ей завязать с вами контакт. Она не рискнула вам довериться, опасалась, что вы не примете ее сторону.
Очень сомневаясь, вправду ли я хочу получить ответ, я спросил:
— Что другое, Малин? Почему Сара думала, что не может мне довериться?
Малин молчала. Теребила замок сумочки, неуверенная, стоит ли отвечать на мой вопрос.
— Она говорила, вы убили человека, — в конце концов прошептала она. — Тот, кого она звала Дьяволом, говорил, что вы единственный адвокат в Стокгольме, который безнаказанно совершил убийство.
Этой мысли быть не должно. Ну, что меня не случайно втянули в историю Сары Техас и ее сына. Что я должен сыграть свою особую роль, сознательно ли, нет ли. И что эта роль каким-то дьявольским образом связана с самой грязной моей тайной. Окаянные кошмары. Как меня хоронили заживо. Они совпадали с тем, что я узнал от Малин. То есть не совпадали, а скорее перекидывали мост меж тогда и теперь. Мост, который безумно меня пугал.
Когда Малин ушла, я чувствовал такую усталость, что мог бы уснуть. Но не уснул. Долго сидел за письменным столом. Воспоминания о том случае, когда я отнял жизнь у другого человека, пожаром пылали в мозгу. Нас было трое. Жара. И темно. Чертовски темно.
Я привел мысли в порядок и принял решение.
Потом встал и пошел к Люси.
— Надо поговорить, — сказал я.
Люси тихо сидела в своем конторском кресле, когда я рассказывал, что услышал. Самый конец я обошел молчанием. Потому что знал: он изменит все и навсегда.
