«Господин начальник, а ведь этот уж отдал концы!..»
Крачунов вздрогнул от слов «ассистирующего» полицейского, резко отпустил ремень, и парень рухнул на пол — он в самом деле был мертв.
— Поздравляю! — с издевкой сказал Сребров. — Ты сжег последний мост к ихней компашке.
Домой он вернулся рано, по пути забрел в портовый кабачок, опрокинул две рюмочки виноградной — не хотелось ему ни надираться в этот раз, ни засиживаться в кругу подвыпивших картежников. Навстречу ему ковыляла дочь, весело размахивая тетрадкой.
«Папе пятерка, папе пятерка!..» — повторяла она.
Крачунов схватил ее и поднял выше головы; удивленная и тронутая внезапной нежностью, столь редкой для отца, девчушка весело смеялась.
«Папочка, папочка! — щебетала она. — Я вижу какую-то девочку в твоих глазах!»
Крачунов улыбался, растроганный ее непосредственностью.
«Это же ты».
«Я?»
«Ты, это твое отражение».
Возглас дочки — «Я вижу какую-то девочку в твоих глазах!» — навсегда запечатлелся в памяти Крачунова, и при воспоминании об этом его охватывало умиление.
Выходит, он все-таки радуется их избавлению — пускай у них будет своя собственная дорога в завтрашний день, горькая чаша минует их. Пусть себе живут, размышляет Крачунов, в голоде, в бедности, в нужде, но пусть они существуют на белом свете и после него!..
Скрипит входная дверь — кто-то крадется по коридору, под тяжестью шагов тихо поскрипывают половицы. Шаги стихают возле пирамиды для винтовок — чего ему там нужно, оружия давно нет! Неизвестный идет к кабинету, останавливается. Да, в здание проник посторонний! Крачунов гасит настольную лампу и, вынув из ящика заряженный пистолет, отходит в угол.
— Кто там?
Шаги в коридоре становятся увереннее.
— Крачунов, это ты?
— Кто там?
— Это я, Сребров.
Крачунов включает большой свет и с изумлением всматривается в открывающуюся дверь — да, это Медведь, на лице его кривая усмешка — просто-таки идиотская.
— Куда запропастился часовой? — недоумевает он. — У входа никого нет.
Только теперь до Крачунова доходит, о чем идет речь, — настолько ошеломило его появление Среброва.
— Часовой? Не иначе, дал стрекача.
— Воображают, будто носивших форму могут пощадить. Дудки, никакой пощады не будет, каждого, кто служил в полиции, пусть даже рассыльным, — к ногтю! — злобно смеется Сребров. Он озяб, посинел даже.
— А тебе что здесь нужно?
— Сперва убери пушку, пыжишься, как новобранец!
Крачунов краснеет, заметив, что все еще держит в руке пистолет, прячет его в карман пиджака и спрашивает с ехидцей:
