Ключ | страница 32
На следующий день, первого сентября, они тоже ужинали вместе, а потом Колобок поднялся, подошел к шкафу, выдвинул ящик и достал заветную книжечку. Делал он это медленно, торжественно.
У Демида от предчувствия несчастья защемило сердце.
— Сегодня первое число, — сказал Колобок, листая свою книжку, — и я хочу, Софья, чтобы ты знала: каждый месяц мы с Демидом подводим итоги.
— Какие итоги? — спросила Софья.
— Подсчитываем средства, затраченные на наше общее житье. Демид мне не сын, я проявил великодушие, не отдал его в детский дом, полностью взял на себя и моральную, и материальную ответственность за его воспитание. Но я человек безукоризненно справедливый. В книжечке записано все точно до копейки.
— Ничего не понимаю, — сказала Софья, — что ты записываешь?
— Деньги, истраченные на воспитание Демида. Разве это не справедливо? Ведь не далек тот день, когда мы с ним поменяемся ролями. Я состарюсь, а он наберет силу. Сейчас я содержу его, а когда-то ему придется содержать меня. Конечно, ему будет намного легче, ведь я буду иметь пенсию. Мы об этом в свое время договорились с Демидом. Правда?
— Правда, — глухо ответил Демид.
— Справедливость, честность и порядочность — вот мой лозунг, вот основание, на котором построена вся моя жизнь, — почти продекламировал Колобок.
— Можно посмотреть книжечку? — резко спросила женщина.
— Пожалуйста, — широким жестом Трофим Иванович протянул записную книжку.
Софья раскрыла красную обложку, взглянула на четкий, твердый почерк. Чувствовалась железная уверенность в каждой записанной цифре, в каждом слове, уверенность в своем праве поступать так, а не иначе.
— Питание на месяц, — читала Софья, — тетрадки школьные, три штуки — шесть копеек… шариковая ручка — тридцать одна копейка… плата за квартиру и коммунальные услуги — два рубля восемьдесят пять копеек…
— Хочу обратить твое внимание, здесь все строго пропорционально, даже больше того, комната Демида на три с половиной метра меньше моей, а платит он в четыре раза меньше…
— Я вижу, вижу, — чуть слышно ответила женщина.
— Можешь быть уверена, — торжественно заявил Колобок, — чужой копейки мне не нужно, но денег, наших денег, потому что теперь они наши, общие, ни одной копейки не отдам. Демид, проверь записи.
— Не нужно проверять, там все точно, — сказал Демид.
Он уже понял то, что Колобку пока не приходило в голову, и потому расстроился, разволновался, желая одного: пусть поскорее окончится эта сцена. Воздух в комнате, казалось ему, наэлектризовался, и центром этого напряжения была Софья, ее подчеркнутое спокойствие, медлительность движений и бесцветность слов.
