Ключ | страница 3
— Тебя как зовут?
— Лариса Вовгура. А тебя Демид? Смешное имя. В Беринговом проливе есть острова Диомида. Один наш, другой американский. Ты тоже такой половинчатый? Ну, ладно, не злись. Идем. И не вздумай отказываться: дед хочет тебе что-то про твоего отца рассказать.
— Про отца? — вздрогнул Демид.
— Вот именно. И ты будешь последним идиотом, если не пойдешь и не узнаешь, что он тебе хочет сказать перед смертью. Потом локти станешь кусать, да поздно будет. Когда такой человек умирает, не прийти к нему просто невозможно!
— Что он знает о моем отце?
— Он тебе это сам скажет.
— Придется идти.
— Если бы не дед, никогда бы ты меня здесь не увидел, — сказала Лариса. — Недостоин, понимаешь?
— Вот что правда, то правда, — легко согласился юноша, и девушка почему-то обиделась:
— Ты еще не раз пожалеешь о своих словах.
Он окинул взглядом свою комнату, которая ему всегда нравилась, и неожиданно признался.
— Ты права: мрачная у меня пещера.
Лариса вновь оглядела комнату, задержалась взглядом на переплетениях железной решетки и спросила:
— А решетка у тебя зачем? К тюремной жизни привыкаешь?
— Угадала, — ответил Демид. — Далеко нам идти?
— Нет рядом, за углом.
На улице горячо припекало солнце. Клены, ясени, каштаны налились буйной зеленой силой. Где-то совсем близко приглушенно шумел Брест-Литовский проспект.
— Славно тут у нас, — сказал юноша.
— Не вижу ничего хорошего, — ответила Лариса.
Она с вызовом тряхнула головой, густые блестящие волосы, схваченные пластмассовой приколкой, качнулись тяжелой волной.
— Нам сюда.
Они свернули с Фабричной улицы за угол и очутились перед большим, трехэтажным домом, построенным, очевидно, еще до революции.
Лариса открыла дверь: «Проходи». Небольшой темный коридор, заставленный какими-то сундуками и старыми чемоданами, напомнил Демиду его собственную коммунальную квартиру.
Девушка уверенно, не постучав, толкнула дверь и сказала:
— Ну вот, дедушка, я его привела.
— Спасибо, — послышался в ответ могучий старческий бас. Демид невольно отметил, что такой голос вряд ли мог принадлежать человеку, который собирался покинуть этот бренный мир, и потому недоверчиво взглянул на Ларису. Накрашенные губы девушки сейчас приобрели естественный оттенок (когда она успела стереть помаду?), и от этого лицо ее стало милым, знакомым, детским. Теперь Демид узнал бы ее с первого взгляда. Внучка, видно, побаивалась своего деда. Демид вошел в комнату, освещенную двумя большими, полными солнца окнами.