Пи-Эм головой поручился бы, что, произнося эти слова, она легонько сжала Доналду руку. Брат отодвинулся? Похоже. Во всяком случае, Пи-Эм — случайно, разумеется, — опять оказался в одной машине с Норой.
Езды было всего несколько сот метров. Машины тянулись гуськом.
— Когда он начал пить, я струхнула, — призналась Нора. — К счастью, он неплохо держится. Лил присматривает за ним.
— У тебя это называется присматривать? — съязвил Пи-Эм.
— Не ехидничай. С кем он говорил по телефону?
— Почем я знаю?
— Оба вы играете в таинственность. Ты мне, конечно, не все сказал.
— Я?
И пошло! Опять дом Нолендов, опять каждый забился в свой угол, к своей еще полной пепельнице и пустому стакану. Разве что кресла, нагретые задами, успели чуточку поостыть.
В какой раз все это повторяется — здесь или в любом другом доме долины? Сказать друг другу нечего, дел общих нет, и все-таки странная непреодолимая лень мешает им расстаться. Дженкинс, ни капельки не удивившись, уже приготовляет коктейли.
Они-то и доконали Пи-Эм. Весь день бурбон, а теперь еще коктейли — «мартини» или «Манхаттан»?
Почти сразу в сознании его образовался провал. Мимо опять засновали силуэты. Ноздри защекотал запах супа с зеленым горошком. Вероятно, открыли консервы, разогрели суп. Как бы то ни было, одна чашка упала на пол. Не сам ли Пи-Эм опрокинул ее? Он лично не помнит, что ел суп.
Он бесился от злости. И здесь, у Нолендов, было еще труднее понять почему. Он не испытывал ревности к брату: ревновать нет никаких оснований (хотя из головы не выходит ни этот драматический телефонный звонок, ни образ Милдред с тремя детьми у аппарата в семейном пансионе).
Бешенство это — не из-за Лил. Он не влюблен в нее.
А если однажды попробовал поухаживать за ней, то лишь потому, что был пьян. Он просто ею восхищается.
У него к ней чисто дружеское чувство.
Он взбешен, и все тут. Почему — этого никто не поймет, он сам тоже не понимает. Тем не менее смутно сознает, что не столь уж не прав.
Все идет иначе, чем должно идти. Доналд ведет себя не так, как ему полагалось бы. Все остальные — тоже.
Кто, в конце концов, Доналд или он работал всю жизнь и выбился в люди благодаря упорству и мужеству?
Не это ли отправная точка, которая может привести хоть к какому-то объяснению?
И все-таки несколько часов тому назад, когда они были вдвоем на ранчо, Доналд цинично бросил ему:
— Допустим, ты влип в грязное дело. Останется ли Нора…
Во всем этом бездна несправедливости. С Доналдом носилась не одна Лил — все, вплоть до Пембертона. Тот чуть ли не ухаживал за ним, правда, не без надежды усадить его за стол для покера.
