— Понятно. За осетрину «второй свежести» помнишь, что Воланд с буфетчиком сделал?
— Извините, Сергей Николаевич, не врубаюсь, какой Воланд?
— Ладно, проехали. Ну а детское питание — с ним как? Собачью еду засовываете?
— Ну уж скажете… мы же не звери какие. Мои товароведы только срок затирают, если что не продалось, и новый клеят. И в первый ряд на полках, чтобы быстрее расхватали.
— Да, бизнес… Просветил ты меня, — сказал Францев. — Жульничество на жульничестве.
— А чё? Нас же никто не ловит. ОБХСС теперь нет. А чем мы хуже других, тех, кто наверху?! Вы бы мне про заграницу, налоги, виды на жительство рассказали. Я ж не вечно здесь впахивать буду.
— Не помощник я тебе. Тебе хитрые схемы нужны, а я только по закону знаю. Да и законы во всех странах разные. «Истина конкретна», как учили марксисты, — пошутил Францев.
Но Камиль был настроен на серьёзный разговор:
— Доучились! Марксисты хреновы, всех их попёрли. И назад дороги нет! Мы на Ельцина молимся. Это же надо, как он всех раком поставил! Всех — и наших, и ваших. Костлявая рука рынка теперь всё расставит по своим местам, как учит Гайдар. Она теперь — закон! Это по-нашему. Наше время пришло. Бабки надо делать, бабки. Хотя многие — и вроде неглупые люди — до конца этого не понимают.
— На меня, что ли, намекаешь? — мрачно поинтересовался Францев.
— Боже упаси! — Камиль молитвенно прижал сомкнутые ладони к груди. — Как можно? Вы и за границей подолгу жили, и дипломат.
Камиль считал Францева дипломатом, потому что в доме, где много лет назад молодой офицер Сергей Францев с женой получили квартиру, в справке домоуправления было написано: «Место работы — МИД».
— Вы же с опытом заграничным, — продолжал разглагольствовать Камиль. — Сами знаете, чем жизнь у нас от жизни за бугром отличается. Нет, я не о вас говорю. Я тут разговорился со своим приятелем — соплеменником, можно сказать. Он журналистом работает. Прибежит после работы под ночь в магазин, салаты готовые и сосиски покупает да всё время деньги считает: хватит — не хватит. Я его всё к себе работать зову. Помощником. Спрашиваю: Рамиль, тебе сколько в газете платят? Я буду платить в три раза больше. А он, представляете, отказывается! Не могу, говорит, в торговлю идти. Я всегда журналистом мечтал быть, на журналиста учился! Да мало ли кто на кого учился. Молотить надо. А он опять за своё: «Мама мной гордится. В Уфе живёт, всем рассказывает и статьи мои показывает!» Тёмный человек, скажу я вам, провинциал, жизни не понимает. Так и будет впахивать и копейки всё время считать, — заключил Камиль.
