Метель тем временем разыгралась не на шутку. Острые снежинки секли кожу на пятачке и даже умудрялись пробраться сквозь густую щетину на мордочке Фреда. Всё вокруг погрузилось во тьму, Виолетту сквозь снежную стену невозможно было разглядеть. Базиль соскочил с розвальней и пошёл проверить свою корову. Остались только Фред с Родольфо.
— В такую погоду самое то вершить разбой и беззаконие, — мечтательно сказал волчонок. — Самая богатая добыча в такую погоду.
— Ты что, обманул меня? — испугался Фред.
— Нет. Слышишь, как кости стучат?
Как ни странно, сквозь завывание пурги действительно легко было различить костяной перестук.
— А почему у этого Мариса волчьи черепа во дворе висят?
— Не знаю. Мне бабушка про него рассказывала. У него, говорит, клыки с мою голову и шкура как броня, его даже медведи боятся. Говорят, будто он колдун.
— Малой, ты с кем тут болтаешь? — спросил Базиль.
— С пузиком своим, — соврал Фред.
— Вот ведь как… — вздохнул Базиль. — Застряли мы. Овраг впереди, не проехать. Придётся нам в санях метель пережидать.
— А Виолетта? — спросил Фред.
— И она с нами, не оставлять же её. Лезь, родимая, в сани, в тесноте, да не в обиде!
С этими словами Базиль уселся на своё место и похлопал рукавицей на место рядом. Виолетта, дрожа, впрыгнула в розвальни, по-кошачьи покрутилась на месте и легла.
В этот момент снег под полозьями просел, сани накренились вперёд, и, не успел Базиль прошептать «Вот ведь как», розвальни вместе со снежной лавиной понеслись вниз, в овраг.
— Аааа! — закричали все, кроме волчонка, который из-под ежовой шубки ничего не видел.
Розвальни набирали скорость. Овраг шёл под уклон, как большой снежный жёлоб, и розвальни неслись по нему, не сворачивая, и чем дальше, тем спуск был круче.
— Никогда больше в город не поеду! — рыдала Виолетта.
— Никогда, милая, никогда! — вторил ей Базиль. — Только бы не насмерть!
— Мама! — орал Фред.
И вдруг всё прекратилось: и головокружительный спуск, и овраг, и метель. Кругом стояла непроглядная темень и тишина, в которой отчетливо раздавался костяной перестук. Так близко, что казалось, у самого пятачка.
— Все живы? — спросил Базиль.
