Судьба | страница 42
А скоро Хиёла принимали в комсомол — и не приняли. Один из подхалимов Мусулманкулова спросил:
— А где твой дед Сурханбай?
— Не знаю.
— Пусть расскажет о деде. У него дед за границей. А он даже не написал…
Вот и всё. Хиёл сидел, перекладывая из ладони в ладонь кашгарские серьги, вырезанные в виде полумесяца, на длинных крючках.
— Н-да, — с усмешкой сказал Шахаб, — хорошенький у тебя дядя! Однако ты молодец!
Шахаб не питал особого почтения к баям. Да и откуда? Детство его началось с того, что он гонял овец на пастбище Бахмала и донашивал одежду старшего брата. Старший брат — он погиб на войне — золотого сердца был, старался нарочно порвать или испачкать одежду, чтобы она скорее досталась Шахабу.
Овец они гоняли вместе с ровесником Бардашем. И вот однажды начали падать овцы.
Это было в ту пору, когда баи изо всех сил пытались вредить первым ширкатам, союзам бедноты. Они выпускали воду, открывали плотины, резали племенных «кучкаров», самых сильных баранов, они направляли отару на зимнее пастбище, туда, где росли ядовитые травы… Овцы их не ели и, обессиленные, падали на снег. Страшно вспомнить!..
Виноваты были баи, а били старшего пастуха Шахаба. И он бежал от горя и позора в Бухару, а с ним вместе, из чувства дружбы, бежал и Бардаш.
Вот так они распрощались с Бахмалом.
Бухара, Бухара… Многих она манила, да немногих жаловала… Откуда начинался путь к работе? С базара. На базарах Бухары толпилось много народу, жаждущего получить дело. Шахаб и Бардаш пополнили ряды этих поденщиков. Люд был разный… Одни держали в руках кетмени, серпы, кисти… Это были сельскохозяйственные работники, проще сказать, батраки и маляры… другие — молотки, пилы и теши.
— Ты видел когда-нибудь тешу? У нее острое лезвие насажено, как у кетменя, поперек рукоятки. Это были строители — бинокоры. А мы ничего не держали с Бардашем — мы продавали свои руки…
Прервав рассказ, Шахаб порылся в карманах.
— Куришь?
Хиёл еще не курил всерьез, но он взял из пачки Шахаба папироску и затянулся. А Шахаб, шумно выдохнув пахучий дым, продолжал…
Людей без инструмента называли презрительно «хоммол». Это, проще говоря, скот. Последняя профессия. Чаще всего они были носильщиками, тащишками, как тогда пренебрежительно говорили. «Эй, тащишка! Поднеси!» И они носили — ящики и мешки, багаж и покупки. Стоили они дешевле ишака.
И все же они были молодыми и весело смотрели вперед.
Они накопили денег на бурдюки из овечьей кожи и заделались машкобами — водоносами. Не так уж далеки те времена, когда по Бухаре шныряли водоносы, от Ляби-хауза во все концы. Было их превеликое множество, и поэтому все они бедствовали. Стало ясно, что бурдюки лучше продать. И продали…