Все это рассказывал Хиёл своему родственнику из обкома и вдруг увидел, что и у них дома на столе лежит новый расписной поднос с гранатами, нарисованными ярко горящей, пламенной краской. Так рисовал в их цехе уста Кудрат.
Говорил, говорил и замолчал…
А дядя стал кричать. Сопляки, мол, критикуют Мусулманкулова. Нападают на старшего товарища, вместо того чтобы у него учиться.
Еще сказали Хиёлу, что Мусулманкулов ходил к дяде в обком, жаловался на него.
А Хиёлу все уже казалось в доме не так. Привезли трубы, чтобы проложить в саду для поливки молодых абрикосов и роз, Хиёл стал думать — откуда? Дядя был связан с газовиками, а газ — это трубы… Где еще взять трубы в Бухаре?
Стало ему страшно за тетю, сказал ей, а она заплакала. Тетю понять можно. Она женщина. Трудно пережить женщине горе в своем доме.
— Как ты смеешь! — плакала тетя. — Он тебе заменил отца! Он приласкал тебя… Он мой муж, он отец моих детей…
Все, что говорят в таких случаях, она сказала.
— Помнишь свою сиротскую жизнь? Хочешь, чтобы и моим детям было так же? А я хочу, чтобы у меня дома был покой!
— Эх, тетушка, — ответил он, — что годится для дома, то не годится для улицы.
Но она вскипела:
— Еще ты будешь учить меня уму-разуму! Как-нибудь я достигла своих желаний. Посмотрю, как будешь ты жить!
— Хватит, тетушка, хватит, — уговаривал он ее. — Я вас послушаюсь…
Тетя-то ведь родная…
Но все же он не послушался. На собрании в цехе выступил против Мусулманкулова, и пришлось ему из дома уйти в общежитие. Тетушка опять плакала, а он ее успокаивал.
— У меня есть где жить. А вам будет спокойней…
Как-то она приехала его проведать. У нее были красные глаза, опухли веки, даже голос изменился. Видно, дома была большая перебранка. Разговор не клеился. Тетушка ждала раскаяний, а он молчал, боялся первого слова. Начать разговор легко, а кончить трудно. Не справишься с женщиной, которая сидит дома и придумывает выражения похлеще. Пусть уж она скажет, с чем пришла…
— Азиз Хазратович просил кланяться… — сказала она. — И дети тоже.
— Как они себя чувствуют? Как дядя?
Тетушка опять стала вытирать слезы платочком.
— Помирись с ним, вернись домой… Если ты один раз воспользовался гостеприимством человека, должен тысячу раз посылать ему приветы. Так говорят в народе…
— Я не устану посылать дяде Азизу миллион приветов!
Это прозвучало как угроза.
— А я-то думала, верну тебя домой, успокоюсь, помирю вас, — сказала тетушка.
Она ушла, оставив кашгарские серьги — единственный предмет, напоминавший Хиёлу о матери. Эти серьги подарил ей отец…
