— Рая! — крикнул в сторону вагончика Шахаб. — Пациент!
К вагончику вела довольно высокая лестница, и на ее верхней ступеньке появилась ладная девушка в выгоревших джинсах. Она держалась за косяки двери руками, а сама наклонилась вперед, выглядывая из вагончика. Без того узкие глаза сощурились в две полосочки: чего она видела?
— Заклей! — скомандовал Шахаб. — Наработался!
И пошел в вагончик.
Рая тоже исчезла там, а потом сбежала по лестнице в своих трепаных джинсах, мужской рубашке в крупную клетку с засученными до острых локтей рукавами и белой косыночке на голове. Ноги у нее были в мягких синих кедах и протопали по ступенькам бесшумно. Теперь новичок разглядел ее всю.
Он смущенно держал на весу перед ней свои обожженные руки, а она принялась нашлепывать на волдыри бактерицидную бумагу и бинтовать.
— Что же ты, чудилка, — сказала она как маленькому. — Это тебе не на дутаре играть.
— Откуда вы знаете, что я играю на дутаре?
— Руки-то…
— Между прочим, я на заводе работал, — обиделся парень.
— Не молотобойцем, — уверенно засмеялась Рая.
Да, конечно, он сидел в клетушке учетчика цеха, но у него были свои удары. А ну их всех. Удивительно легко люди смеются друг над другом…
— Как тебя зовут?
— Хиёл.
— А меня Рая.
— Слышал. Вы кто, санитарка?
— Нет. Ну, до свадьбы заживет… Хочешь есть?
— Вы — повар?
— Лаборантка.
— Где же ваша лаборатория?
— Успеешь, покажу.
Хиёл смотрел наверх. Там парень, пользуясь отсутствием начальства, свесился с мостика, как обезьяна, встав на нижний прут обрешетки, и орудовал руками, как фокусник. Он легко подводил к себе концы послушных труб и также легко отталкивал их от себя, горланя во все горло что-то бессмысленное, просто озорное:
— Ла-ля-ля!.. Ла-ля-ля!..
Хиёлу было знакомо это чувство. Один раз, в детстве, он мчался так на лошади верхом, настегивая нагайкой, он пронесся через весь Бахмал, оставил за собой дома, зажатые деревьями, перемахнул через арык, едва удержавшись за гриву, и опять пошел стегать и лететь… Разгоряченный молодой конь не мог остановиться. Им обоим нравилось мчаться… Воздух превращался в ветер, а ветер — в песню… Вперед, вперед! Не было края земли, не было скачки, не было скорости, был полет без предела и без остановки… Когда он, наконец, впился в поводья так, что резало руки, остановил скакуна, и ветер, и песню, изумленные люди стали стаскивать его и бранить, а он смеялся.
Вот так и парень пел там, на вышке…
— Куддуска! — завопила Рая. — Куддуска, шайтан!
