Мелет: Что же мне, по-твоему, еще остается, Сократ?
Сократ: Вот-вот, Мелет. Что же теперь тебе остается, дружок. Зато я теперь вполне свободен от всех рассуждений…
Не отчаяньем ли только продиктовано это кажущееся безрассудным и неуместным: «всё сначала»? Конечно, оно значит гораздо больше, чем это представляется на первый взгляд; оно ведь не только о мужестве, блистающим среди прочих добродетелей, но и о том, что это мужество уже никогда не оставит тебя, ибо оно стало твоей собственной природой, – с той сутью, с которой я встречаюсь, оставив позади все прочее.
Значит ли это, что речь здесь идет о том, чтобы при любых обстоятельствах и условиях отстоять свое и себя, как бы ни было это трудно? Конечно же, и об этом. Здесь или в другом месте, завтра или минуя Вечность, в Аду или же на вершине блаженства, я останусь тем же, что и всегда, что и прежде. Вот о чем оно, это «всё сначала»: сколько бы ни пришлось мне вновь и вновь встретиться лицом к лицу с миром и собой – всякий раз, еще не успев открыть глаза, я повторю уже много раз повторенное: «Что ж! Что до меня, то я все тот же!»
Впрочем, как ни манит меня это мужество своей прямотой, я все же не забываю, что оно соткано из отчаянья и приправлено болью. Не все ли оно обращено к самому себе, лишенное пристанища, вынужденное скитаться вдали от своего дома? Не последнее ли оно, это мужество, не пугающееся повторений, ибо чего же и пугаться не имеющему, что терять? Конечно, оно подобно прекрасному алмазному венцу, – последнему из нашей опустевшей сокровищницы, – одинокому волку, рыскающему вдали от себе подобных и добирающемуся до самого края мира, – горной вершины, без интереса взирающей на царящую внизу суету. Но разве не изгнание говорит здесь о себе в полный голос, без устали повторяя: «всё сначала», словно это повторение может принести ему облегчение? Чем же еще наполнено «всё» этого «начала», как ни утратой? Может быть, еще Минувшим? Но само это Минувшее, не приходит ли оно ко мне в своей утраченности? Тогда, возможно, и Будущим? Но разве не измерено оно той же мерой, что и Минувшее? Так не тень ли Возвращения прячется за спиной этого мужества, бросающего вызов Времени и швыряющего ему в лицо это гордое «всё сначала»? Не того Возвращения, которое вечно возвращается к самому себе, забывая о нас, но Возвращение, которое возвращает нас миру и делает Время податливым, словно глина, из которой возможно лепить все, что угодно.
