— Я предлагаю тебе открыть свое сознание и покаяться во всем. И ты сохранишь свою жизнь. Сделай желание жить своим задним словом, и ты будешь жить.
Белла высокомерно стиснула челюсти и промолчала. Отвернуться ей не удалось.
— Она хочет молчать, — с вялой усмешкой повернулся ко мне Ульрик, — И прикрывает ложью ложь, — он, похоже, получал от этой отвратительной комедии не больше удовольствия не больше, чем я.
— Почему она не открывает свое сознание тебе, если не лжет?
— Потому, что лжет и не хочет говорить правду. Ложь легко отличить, но она лжет невероятно искусно.
— И что ты хочешь делать?
— Я не буду применять никаких пыток. Для этого мы слишком долго и слишком сильно были вместе. Я просто спрошу ее мысли. Мягко, но сильно. И чем сильнее будет сопротивление — тем сильнее будет вопрос.
Ульрик жестом выгнал из комнаты охранника.
— Поверни вон то колесо, чтобы она была вертикально вверх ногами.
Подручный палача. Венуся надавала бы мне пощечин, если бы узнала, что я теперь работаю именно им. Даже ради нее. Лязгая, крест встал вертикально.
Ульрик закрыл глаза, глубоко вдохнул и, сложив вместе пальцы, вытянул вперед левую руку. Он начал говорить нараспев какие-то непонятные стихи на непонятном языке. Не открывая глаз, он подошел к Белле и согнул кисть так, чтобы пальцы смотрели вниз. Я заметил сильнейший ужас в ее глазах. Продолжая напевать, он несколько раз покачал рукой, не размыкая пальцев. Белла попыталась отвернуться, но Ульрик схватил ее за волосы и вернул голову в прежнее положение. Вдруг я увидел, что из-под ногтей на левой руке Ульрика выступают блестящие черные вязкие, похожие на нефть капли. Белла сдавленно не то застонала, не то взвизгнула. Капли превратились в струйки, текущие ей в нос. По тому, как напряглись мускулы Ульрика и как трясется ее голова, видно, что она изо всех пытается вырваться, даже ценой собственного скальпа. Струйки иссякли. Ульрик убрал руку и открыл глаза.
Одним движением руки он повернул крест и вместе с ним Беллу в нормальное вертикальное положение.
Я увидел ужас и беспомощность в ее глазах. Но они внезапно закатились, и все ее тело охватила мелкая дрожь. Из кривящихся, как в припадке эпилепсии, губ потекла пена. Судороги, выкручивающие ее тело, дергающиеся и стягивающие осьминожьими щупальцами ее тело, были видны невооруженным глазом. Из глаз и носа закапала кровь. Пена, текущая изо рта приобрела сперва розовый, а потом кровавый цвет. Меня охватил страх. Со священным ужасом кролика перед удавом, наблюдал я, как струйка кровавой пены протекает по дергающемуся подбородку и судорожно пульсирующему горлу, стекает между грудей и по животу и капает на пол.
