— Здравствуй. Можешь передать своему господину Рамсесу, чтобы катился в пекло, прихватив с собой вас обоих.
— Неплохо играешь. Рамсес все же твой господин. Ведь ты не будешь отрицать, что диадемы ты была готова добиться всеми доступными способами.
— Не передергивай. Ты всегда знал, что я была дурой и следовала обетам, данным тебе в 1794, а теперь ты просто хочешь избавиться от меня, чтобы выслужиться перед старым псом.
— Здесь передергивает кто-то другой. Ты вступила в сговор с Рамсесом…
— Нет.
— Подстроила покушение…
— Нет.
— И теперь пытаешься предательством вывернуться из предательства, предав того, ради которого предала.
— Нет…
Последнее «нет» прозвучало как-то странно и оборванно. Не понимаю…
— Знаешь ли ты третий пункт седьмой поправки второго комментария к одиннадцатой заповеди Каина?
— Да, — Белла на мгновение прикрыла глаза. Я не большой специалист по мимике перевернутых лиц, но по ее лицу пробежала какая-то тень.
— Всякий подозреваемый, трижды ответивший «нет» на выдвинутые обвинения, может быть подвергнут допросу с применением силы до тех пор, пока не скажет правды или не подтвердится справедливость обвинений. Откажешься ли ты от своих слов, сказанных ранее?
— Нет, и ты это прекрасно знаешь, брат. Если я откажусь, я подпаду под девятый пункт.
— Ты осознаешь, что выбираешь путь боли и унижения?
— Я выбираю путь правды. И мне… безразлична дорога.
— Ты утверждаешь, что говоришь правду? — Ульрик принялся ходить вокруг нее. Он был похож на паука, набрасывающего петли паутины на плененное насекомое.
— Я утверждаю, что обвинения, которые ты выдвигаешь против меня, ошибочны. Ты не добьешься от меня обвинения обвиняющего во лжи. Я тоже умею проводить допрос.
— «Умела», — давай будем говорить о тебе в прошедшем времени, пусть это и психологическое давление. Ты знала, что может быть с тобой? Будешь ли ты утверждать, что принимала решения, будучи в уме?
— Вполне… Я еще не истлела, чтобы говорить со мной в прошедшем времени!
Ульрик возвел глаза горе и развел руками. Кажется, это означает «Ну, это никогда не поздно…», насколько я могу видеть из своего угла.
— Боялась ли ты боли и унижения?
— Я боюсь неправды. А неправда — это ты, и тот, кому ты лижешь зад. И еще этот дурак.
— Ты показала храбрость перед лицом боли. Подумай о боли. Подумай о страхе и унижении.
— Я думаю о правде. Страх, боль и унижение — ваш удел. Если тебе и Рамсесу нужно убить меня — убейте. Вы можете низко со мной поступить, но никогда — унизить. Это мое заднее слово.
