— Время переместить нашего гостя в убежище Адьярай. Там уже все должно быть готово. Если нет — Эгли у меня получит на орехи. Засветить мы его уже засветили, будем ждать реакции.
— Что значит реакции?
— Увидишь. В свое время и в своем месте. Это межклановая политика, нам нужно кое-кого проверить. А пока мне нужно что-то сделать.
Белла наклонила голову, словно прислушиваясь. Через несколько секунд пришла завтракавшая вчера с нами девушка. Белла плавным движением руки подозвала ее себе и, обняв, прижалась губами к ее рту. Прощание с любовницей?
Что за черт! У них по подбородку течет кровь. Я подался вперед, чтобы получше рассмотреть алую жидкость. То, что я принял за страстную игру двух сплетающихся языков оказалось совершенно другим. Девушка, причмокивая и стоная от удовольствия, вылизывала текущую изо рта и по подбородку у Беллы кровь. Зрелище жуткое, особенно если сравнить корчащуюся в приступе какой-то противоестественной страсти с полузакрытыми глазами барышню и прямо стоящую с остекленевшими, широко распахнутыми глазами Беллу.
Они, наконец, разлепились и девушка упала ниц, целуя сапоги своей повелительницы. Белла наклонилась и обхватила пальцами ее затылок, подняла и, опустив перед тем указательный палец другой руки в свой окровавленный рот, запрокинув ее голову, прочертила им полосу по лбу.
Кланяясь, девушка ушла.
Зрелище не для слабонервных. Белла взяла со стола салфетку и вытерла лицо.
— Вот теперь все. Я покормила Таню, можно ехать.
Покормила? Ее голос похож на голос хозяйки, насыпавшей коту «Вискас»!
Где-то я это уже видел. А-а, знаю. Когда по ящику вертели документальное кино про южноамериканских летучих мышей-вампиров. Они живут колониями в пещерах, часть вылетает на охоту, а часть остается присматривать за молодняком и помещением. Потом, вернувшись, охотники отрыгивают часть пищи своим собратьям, сторожившим пещеру. Все они одним миром мазаны… Только здесь это еще приобрело черты какого-то жуткого ритуала.
Я сходил за курткой и рюкзаком. Мы повторили путь наверх, только уже втроем. Снова ночное зимнее небо, танцующий в голубом луче фонаря снег, хруст, сверкание и бесчисленные переходы от белого к черному и синему. За день погода переменилась — вчера я с Беллой шлепал по раскисшей жиже, а теперь — скользкая тонкая корочка превратила асфальт в полигон для разбивания голов.
Очередной гробовоз — точная копия предыдущего, так трагически закончившего свои дни в неизвестном переулке, распахнул свой ало-атласный зев, отвалив боковую черную дверь как просящую пасть.
