— А почему я? Разве во мне такая великая сила и мудрость?
— Нет. Просто ты слабее всего связан со своей смертью. Ты самое слабое звено этого мира. Твоя воля подточила твою связь с порядком, которым все идет. Ты ничтожество в ядерно-физическом и философском смысле этого слова. Да и в моральном тоже. Ты убиваешь даже не из желания, а из нежелания. Ты ведь ее убил, — прокричал Рамсес, разбрызгивая в стороны бриллиантовые в свете огней брызги.
— Кого я убил?
— Ты оказался глух к ее мольбе о помощи. Ты испугался и эгоистично счел, что тот возвышенный образ, который у тебя в голове дороже ее самой. Твоя выдумка оказалась для тебя дороже просящего о помощи живого человека. Твои лживые принципы оказались для тебя важнее главного подарка судьбы. И ты загубил самый бесценный подарок судьбы.
— Ложь! — мой рот захлебнулся ливнем.
— Правда…
— Я не убивал ее! Я никого не убивал! Все, кого я уничтожил — это были не люди. Они вышли из человеческого состояния…
— Кому ты это, кроме себя пытаешься доказать? На каком основании ты судишь людей? Послушай себя. Каждая твоя фраза начинается с «я».
— Она же еще жива! И есть еще сутки, чтобы все исправить.
Рамсес остановился и покачал головой, мокро блестящей в каплях, проносящихся вниз.
— Ты так ничего и не понял… ТЫ уже ничего и никогда не изменишь, как бы ты того не хотел. Даже твоя бешеная воля не сможет сделать бывшее не бывшим. Ты не бывшее. Прими судьбу с той же гордыней, с которой ты всегда ее принимал. Пошли, ты не убежишь от судьбы.
Он повернулся и снова пошел к стоящей на краю полосы машине. Я сел на землю, прямо в лужу и пару раз ударил, поднимая фонтаны брызг по бетону. Боль привела меня в чувство и в какой-то степени отрезвила. Мне кажется, что я окончательно схожу с ума. Не вижу абсолютно никакой логики в своих поступках и даже никаких чувств, поддающихся истолкованию.
Вскочив, я побежал к машине, плюхнулся, поливая все текущей с себя водой, на сиденье рядом с Рамсесом и хлопнул дверью.
Когда мы проехали около двадцати минут по дороге от аэродрома, Рамсес показал в окно.
— Видишь руины на том холме?
Я пригляделся. За окном, покрытом каплями, где-то на чертовом краю земли, черное на черном, виднелся какой-то выпирающий гнилым зубом корявый силуэт.
— С трудом. Что это?
— Это развалины замка Глен-Хулакин. Там уже несколько тысяч лет проводятся все самые значительные шабаши.
— В развалинах?
— Нет, в колоссальном подземелье замка. Общая площадь, если мне не изменяет память — двести миллионов квадратных метров. Ульрик и Белла сейчас там. Скоро он возложит на себя черную корону и станет императором. Через… два с половиной часа, если быть точным.
