Освобождение | страница 117
Я присмотрелся к столику. На нем валялись какие-то журналы. Я взял один из них, без обложки. Как и все интеллигентные люди начал читать с предполагаемого конца. И наткнулся на старый анекдот.
«Дневник командира партизанского отряда.
28 января 1943 года — Пришли и отбили у немцев сторожку лесника.
29 января 1943 года — Пришли немцы и выбили нас из сторожки.
30 января 1943 года — Пришли и отбили у немцев сторожку лесника.
31 января 1943 года — Пришли немцы и выбили нас из сторожки.
1 февраля 1943 года — Пришел лесник и к черту выбил из сторожки и нас и немцев».
Или что-то в этом духе.
Я рассмеялся. Вот вам и готовый сюжет на тему. Правильно сказано: нет мудреца мудрее своего народа. А я-то думал, за кого стоять, балда! Обоих мордой об стол и взашей! И это будет совершенно честно — я никому из этих двух хищников не помогу. А раз уж моя судьба в моих руках и повлиять на нее они не могут — то и с этим справимся. Жизнь снова стала похожа на летящую в цель стрелу. Знаю что делать, знаю, как делать, знаю, когда делать. Никаких колебаний или вопросов. Я предался самому жестокому оптимизму, пребывая в котором отрегулировал кресло, чтобы почти лежать и максимально наглым тоном потребовал у охраны коньячку.
Питекантроп заулыбался и ровным голосом поведал, что если я еще себе что-нибудь позволю, он прострелит мне коленный сустав. Я постарался так же трогательно улыбнуться, и поведал ему о последствиях разгерметизации самолета на высоте 8000 метров над уровнем моря, ибо пуля из его «Калашникова» несомненно, прошьет колено насквозь, равно как и пол герметичного салона.
Рамсес двинул рукой, и охранник ушел в хвост. Вернулся он оттуда с подносом, на котором в тарелочке лежал нарезанный лимон и стояла рюмка с благородного цвета напитком.
Чувствуя вкус, но, увы, не ощущая эффекта, я почтительно вытянул рюмочку и заел лимонным кружком.
Обидно даже — на вкус коньяк отличный, такой только в Доме мог создавать, сто лет выдержки, а вот убойная сила — ноль.
Повернувшись на бок, так, чтобы видеть заходящее за хвостом солнце, я вдруг ощутил чувствительнейший укол в руку. Хватило ума не дернуться и промолчать, я срочно начал перебирать в уме все известные мне тексты песен, на случай если меня слышит Рамсес.
Как же я мог забыть… В правом рукаве — выкидной нож, а в левом-то что? Правильно, пятнадцатисантиметровая игла из серебра, миллиметра три толщиной, спрятанная в молнии, стягивающей левый рукав косухи! Ее и прощупать толком нельзя было, пока я, неловко повернувшись, не надавил на нее, сдвинул ее в своем тесном ложе и не воткнул ее себе в руку. Вот что все-таки значит судьба плюс дырявая голова.