Освобождение | страница 116
Я — «А что ты сейчас видишь? И видишь ли вообще? Время в Мире не остановилось, когда я ушел?»
Молчание. Наш воображаемый диалог оборвался.
Что я должен сделать, чтобы как-то выполнить свое слово, данное Ульрику, а с другой стороны — Рамсес ведь предлагает (если не лжет) тоже очень неплохой вариант?
В варианте Рамсеса куда больше интересных возможностей и он может соединить меня с Венусей. Что мне и требуется. Но кто скажет мне, что он не наврал с три короба, чтобы склонить меня на свою сторону? Если взглянуть на рамсесов вариант поведения Ульрика и Беллатриксы — все действительно именно так и обстоит, и поддерживать их не стоит ни при каком раскладе.
Если смотреть на то, как представляет события Ульрик, то помогать не стоит именно Рамсесу.
Все было бы просто — кому ни помогай, все равно какая-то дрянь выходит. Куда ни кинь — всюду клин, ситуация простая и уже привычная. А тут мне сказали, что все, чего я хочу добиться, зависит только от меня. И ладно бы я знал, как поступить, но как раз этого я совершенно не знаю.
Я сидел в своей комнате с одной дыркой и отчаянно пытался как-то вызвать Силы на диалог. Счет сердца оказался бесполезен. Попытка несколько часов подряд, до дыма из ушей, размышлять о какой-нибудь неразрешимой дилемме тоже не привела ни какому результату. Меня не пропускали на диалог. Плохо. Уж эти-то два игрока не будут мне врать.
С нашего поворотного диалога с Рамсесом прошло около восьми часов. Знаю точно, одно я сделал правильно: оставил оружие. Сейчас на арену вышли такие слоны, что пистолет не поможет. И даже морское орудие не поможет. Мое оружие должно быть спрятано где-нибудь еще. И возможно во мне. Надо дергать за все рычажки, вдруг один из них запускает процесс? Метод научного тыка на практике не раз доказывал свою пользу.
Дверь открылась, и я даже слегка обрадовано пошел к выходу. Там меня уже ждали два симпатичнейших питекантропа с автоматами.
— Что опять? — спросил я Рамсеса, когда меня к нему привели. Рамсес, поверх своего обычного наряда, был одет в какую-то рясу с капюшоном, сшитую из плотной и грубой материи.
— Летим в Ирландию. По моим расчетам время уже подошло. Девять часов до нужной отметки. Самолет уже заправлен и стоит на полосе.
— А где же твой гроб?
— Самолет непроницаем для солнца. А до аэродрома мы доедем на аналогичной машине. Пошли.
Мы проследовали до уже известной подсобки и сели в одну из стоявших в гараже машин. Рамсес откинулся на спинку, глубоко надвинув капюшон, и всю дорогу молчал. Ленинградка как всегда была забита машинами. Не доезжая «Шереметьева», мы свернули в сторону. Если мой внутренний компас работает правильно, то мы как-то подъезжаем к аэропорту с другой стороны. И точно. Над нами периодически с грохотом рушилось небо, не выдерживая тяжести взмывающих птиц с серебристым полированным брюхом. Машина подъехала к сетчатым воротам с охраной, проехала их и долго крутила между ангарами. Наконец нас подвезли к прогревающему двигатели небольшому реактивному самолету с невиданной еще эмблемой на хвосте — жезл Меркурия, только с перепончатыми мышиными крыльями вместо птичьих и надписью «Estherghassi Airlines, New York». Рамсес, поджав руки к груди и опустив голову, прошел к самолету. Охранники жестом пригласили меня вылезать из машины. Что ж, персональный авиарейс туда блин — это тоже неплохо. А уж то, что не в грузовом отсеке — так просто замечательно. Охранники расселись по местам, меня усадили в кресло напротив Рамсеса, дверь закрылась, я услышал, как двигатели изменили режим. Poyehali! Самолет вырулил на полосу, я почувствовал, как меня потянуло вперед — сидел против хода — и потом, когда после короткого толчка пол зачем-то встал на дыбы. Мы в воздухе. Рамсес все так же молчал, соединив закрытые рукавами руки на груди. Уже подумал, не спит ли он, но когда один из охранников принес на подносе пакетики с кровью он, выпростав из-под складок руку, показал два пальца. Охранник с поклоном передал два пакетика и ушел в хвост. Рамсес взял один, открутил крышечку на конце прозрачной трубочки, заправил ее под свисающий край капюшона и, наверняка, с задумчивым видом, чего не было видно под капюшоном, начал потягивать свое любимое лакомство.