Моника зачарованно смотрела на горящие свечи по краям шоколадного торта.
— Maman, загадай желание, — сказала она, обняв Мирей за худенькие плечи.
Миссис Скапарелли сунула салфетку в вырез тенниски Джо и сказала:
— Только вслух не произносите, иначе ваше желание не исполнится.
Едва Мирей задула свечи и попыталась придать своему лицу веселое выражение, раздался громкий стук в дверь.
— Кто бы это мог быть? Вы еще кого-то ждете? — престарелая миссис Девейн оглядела кухню. Здесь были все: Ида Скапарелли и ее два скандальных малыша, Джо и крошка Ева, миссис Витковски, занятая как всегда, своим слуховым аппаратом; даже мистер Гуммер со своей женой, принесший по случаю события галлон неаполитанского мороженого.
Моника посмотрела в глазок двери и увидела двух полицейских в униформе.
— Добрый вечер, мисс. Мы хотели бы поговорить с Мирей Дарси. Она дома? — Старший по возрасту офицер, дородный мужчина с рыжими волосами, выбивающимися из-под фуражки, с ошибкой прочитал фамилию матери, глядя на казенный бланк.
Сердце Моники, казалось, выскочит из груди. Она отступила в узкий коридор, прикрыв дверь.
— Да, а в чем дело?
— Нам нужно задать миссис Дарси несколько вопросов. Она дома?
— Но у нас праздник по случаю ее дня рождения. Вы не могли бы прийти завтра?
Они, естественно, не могли, и Моника вынуждена была вызвать мать в переднюю. Она отчетливо представила себе, какое любопытство у гостей вызывает тот факт, что полицейские задают вопросы Мирей в связи с пропажей платьев. Они объяснили, что у них есть ордер на обыск. Мирей устало привалилась к стене, ее лицо побледнело.
Моника кипела от ярости, щеки ее полыхали. «Как они смеют даже в мыслях допустить, что maman может украсть? Сама Шенна Мальгрю не верит в это! Впрочем, не исключено, что именно она и затеяла все это дело…»
Когда полицейские стали осматривать кладовки и ящики с одеждой, заглядывая даже под кровати, гости в смущении один за другим покинули квартиру… Наконец Мирей и Моника остались вдвоем. Едва начатый торт, растаявшее мороженое, разбросанные смятые флажки и спущенные воздушные шары казались немыми свидетелями беды, пришедшей в их дом. Моника обняла мать и разрыдалась.
— Я ненавижу Шенну Мальгрю! Я готова убить ее!
— Тихо, моя дорогая! — Мирей пригладила волосы дочери, отведя их от заплаканного лица, и в свою очередь прижала Монику к себе. — Это не имеет значения.
Но Моника знала, что это имеет значение. Ее мать обладала обостренным чувством собственного достоинства, и с ней так несправедливо обошлись. Как ни старалась Мирей казаться спокойной, она испытала глубокое потрясение, лицо ее осунулось и приобрело землистый цвет.
