Куратор Версаля Годар поддакнул мне:
– А я, месье Бенуа, страстный поклонник вашего альбома Версаля.
Бенуа указал на портрет черноволосой дамы:
– Господа, обратите внимание на этот портрет одной из красивейших женщин в истории России. Защищая её честь, погиб на дуэли величайший русский поэт.
Смахивающий на бульдога Серро бросил на Наталью Николаевну равнодушный взгляд:
– Не в моём вкусе. Я, знаете ли, вопреки сегодняшней моде предпочитаю блондинок. Вон там стоит женщина, которая, на мой взгляд, гораздо более достойна титула красивейшей женщины России, – он кивнул на кого-то за моей спиной.
Я оглянулся – и, конечно, там красовался мой одуванчик. Возле неё уже окопался Дерюжин. Надо отдать ему должное – несмотря на некоторую корпулентность, высокий, с расправленными плечами и в мундире, усатый боярин выглядел внушительно.
– Этот бесподобный шедевр принадлежит доктору Воронину, – пошутил Попов, кивая на меня. – Кстати, Жерар, это по вашей части: шах Персии попросил доктора Воронина посодействовать ему в приобретении кровати, принадлежащей французскому монарху. Господа, позвольте, я одолжу месье Бенуа? Хочу похвастаться моим новым приобретением из собрания Долгоруких.
Серро напрягся, подобрался, подобно фокстерьеру, услышавшему трель охотничьего рожка. Попов и Бенуа отошли, а антиквары, наоборот, придвинулись ко мне, как школьные хулиганы к новичку с посылкой из дома.
Месье Годар обратил на меня черепаший взгляд из-под тяжёлых морщинистых век:
– Месье Ворони́н, так вы тот самый доктор, который так отчаянно боролся за жизнь нашего Ива-Рене?
Со слов медсестры Мартины Тома газеты уже успели изобразить те безуспешные попытки в самом драматическом свете. Но не в моих интересах было преуменьшать свои заслуги перед коллегами покойного:
– Я сделал для него то, что был обязан.
Куратор Годар сокрушённо понурил патрицианскую голову:
– Какая потеря для страны! Никто не умел разыскивать редчайшие экспонаты как Люпон! Для него стулья, кушетки и табуретки, на которых когда-то восседали великие мира сего, материализовались из воздуха.
Серро мимо меня невозмутимо разглядывал Елену:
– Говорят, Ива-Рене ранили, когда он преследовал вашу жену? Выходит, снова красота прекрасной Елены послужила причиной трагедии?
– Это газетные кривотолки. Элен тут совершенно ни при чём. Я, как Пушкин, готов вызвать на дуэль каждого, чтобы восстановить доброе имя моей жены.
Галерист выудил из внутренностей сюртука сигару:
