Обличитель сумел договориться о встрече со счастливым обладателем лишнего стула, посулив ему новые сведения о происхождении находки. После работы мы с Додиньи вместе двинулись в отель «Бристоль». Новый, кричаще шикарный отель находился на рю Фобур-Сент-Оноре, неподалёку от ателье Люпона. Вокруг располагались бесчисленные художественные галереи, антикварные лавки и знаменитые парижские бутики Коко Шанель, Эрмес и Ланвен. Фобур-Сент-Оноре была царством «ревущих двадцатых»: на огромных плакатах шоколадная Жозефина Бейкер рекомендовала помаду для волос, а белокожие женщины рекламировали масло для загара. Магазинные витрины ломились от косметических средств, бижутерии, несессеров из крокодильей кожи, ванных солей, шоколада мадам де Севинье, клюшек для гольфа, теннисных ракеток, солнечных очков, кожаных авиационных шлемов, портсигаров, сумочек-косметичек и прочих причиндалов из гардероба Виндзоров, без которых ни одна конторщица и ни один портье не могли выглядеть так, словно их жизнь протекает в сладком безделье на Ривьере.
Натыкаясь на прохожих и увиливая от машин, Додиньи, провожаемый истошными гудками клаксонов, взахлёб убеждал меня, что у шейха имелись веские причины отомстить мошеннику Пер-Лашезу. Забегая вперёд, заглядывая мне в лицо и размахивая костлявыми клешнями рук, он риторически вопрошал:
– Как вы полагаете, что должен был сделать гордый араб, узнав, что французский арт-дилер обвёл его вокруг пальца?
Я сделал единственно возможное заключение:
– Не сомневаюсь, что отпрыск царствующего дома Аравии немедленно купил маленький пистолетик и спрятался под мостом в надежде, что мимо пройдёт Люпон.
Принц Халид аль-Сауд, один из бесчисленных принцев правящего дома, недавно основавшего на Аравийском полуострове королевство Неджд и Хиджаз, занимал в гостинице роскошную анфиладу комнат. Он принял нас точно в указанное время. У дверей стояли два чернокожих слуги, одетых с опереточной роскошью, которую я заподозрил в подлинности. Сам Халид аль-Сауд выглядел настоящим арабским шейхом из «Тысячи и одной ночи»: ростом почти с меня, широкоплечий и узкобёдрый, такой же тонкий нос с горбинкой, та же прямая, жестковатая линия рта. Только глаза цвета маслин и смоляной цвет волос отличали нас друг от друга: как если бы один был позитивом фотографии, а второй – её негативом. Длинный белоснежный тауб и такая же белая куфия на голове придавали арабу благородный вид.
Принц протянул мне руку:
