– Елена, это недостойный нас вопрос. Ты взрослая женщина, ты моя жена. Разумеется, я не подозреваю тебя в убийстве. Но да, если ты хочешь, чтобы я ответил откровенно – я думаю, что твой образ жизни в Париже был легкомысленным.
Её плечи поникли, словно из неё выпустили воздух. Она отвернулась и ушла в спальню. Мне бы догнать её, сказать, что люблю её, а ещё лучше – заняться с ней любовью. Но мне было не до её капризов. У меня самого настроение было хуже некуда, и я видел лишь один способ всё поправить – найти убийцу Люпона. Я заперся в кабинете с кипой газет и принялся искать в журналистских репортажах какую-нибудь зацепку для расследования. Почему я был так чёрств? Винил её? Ревновал? Осуждал? Неосознанно мстил ей за собственный страх и собственную беспомощность? А может, просто когда любимый человек беззащитен, слаб и нуждается в нашей любви и ласке, мы начинаем выделять их скупее?
Как бы то ни было, вместо того чтобы примириться с женой, я прочитал интервью с телефонной барышней, описавшей, как 27 мая в одиннадцать двадцать пять вечера женский голос из ресторана «Ля Тур д’Аржан» попросил соединить её с частным номером в Рамбуйе. После соединения барышня намеревалась отключиться соответственно правилам, но успела услышать, как звонившая, задыхаясь, воскликнула: «Марго, Ив-Рене ранен!» Это так заинтриговало телефонистку, что она замерла с трубкой в руке и невольно прослушала всю беседу. По её словам, обе абонентки были сильно потрясены. Звонившая сообщила Марго, что уже вызвали скорую помощь и жертву повезут в Отель-Дьё. Марго ужасалась, ахала, растерянно и потрясённо переспрашивала, под конец сказала, что перезвонит в госпиталь, и отсоединилась. Разговор продолжался три минуты.
Мои дедуктивные занятия прервало появление Елены. Пока я ковырялся в газетах, она успела из домашнего, родного и привычного воробышка перевоплотиться в свою светскую ипостась, которую, если честно, я не любил, а может, даже побаивался. В матросской блузе и короткой плиссированной юбке она выглядела неотличимой от прочих бабочек Парижа. Тонкие нити бровей разлетелись до висков, на губах возникло тёмно-вишнёвое сердечко. На родном лице это сердечко выглядело святотатственной профанацией, как если бы дешёвой помадой размалевали улыбку Джоконды.
– Я поеду в «Китеж», там обещали выставить мои модели.
– Ты уверена, что это сейчас самое важное?
– Может, и нет, но я стараюсь держаться за что-то, что важно мне.
