Навстречу ей, присматриваясь с недоумением, шагнула от плиты Марьяна.
— Цела осталась изба-то? Или — не узнали?
А уж Марьяна, вскрикнув, подбежала, обнимала пришедшую, спрашивала: откуда она, как добралась, с кем доехала.
— Тебе я привет привезла, Маруся, отгадай от кого?
— От мамаши? Как она там? Здорова?
— Свекровь-то твоя жива. А еще от кого?
— Не знаю. Мужа-то я похоронила уже…
— Живой! — твердо сказала женщина. — У матери своей был месяц тому назад. Приказывал тебе передать — скоро увидитесь! Военный, майор. Да что ты! Что ты! Я же тебе говорю — Марк твой живой!
Она поддерживала падающую Марьяну. Лицо Марьяны с остановившимися глазами стало бессмысленным и диким. Вдруг она увидела Надю.
— Наденька! — закричала она, хватая дочь и вместе с ней опускаясь на пол. В глазах ее появилось живое выражение. — Наденька, папа жив! Папа живой! У тебя папа есть… — Слезы ее хлынули потоками на кудрявую головку девочки, а плечи затряслись.
— Ну-ну, пущай поплачет, — сказал вошедший в кухню часовой Слезов.
Он был грамотный человек и никогда не говорил «пущай», а сейчас сказал именно так. И было в этом слове что-то родное и доброе, от чего Марьяна пуще заплакала.
…Она сидела на кровати, ухватившись за никелированный столбик, и плакала жадно, не останавливая слез.
— О боже мой, — плакала она, — я же изгоревалась о нем, я же ночами не спала, об нем думая. Я все думала, как Надю сохранить! — И она брала на руки девочку, открывала выпуклый ее большой лобик и целовала ее в черные испуганные глазки.
В это время вошел Андрон Ефимыч.
— Отец! — крикнула Марьяна, и голос ее прервался. — Жив… жив! В Красной Армии! Майор!
Андрон Ефимыч увидел дочь в слезах, испуганную внучку, перевел глаза на гостью и все понял. Какая-то живая искра блеснула в его глазах, он выпрямился и, повторяя:
— Ну… ну… будет, дочка, будет! — подошел к Марьяне и стал гладить ее широкой ладонью по опущенной голове.
…На другой день к полковнику зашел председатель сельсовета, высокий, худой, как жердь, настойчивый человек, и, не застав его, говорил с нами все о том же, что старик закопал какие-то вещи около дома.
Он собирался уходить, когда вошел комендант штаба корпуса. Ни хозяина, ни Марьяны не было дома.
— Что ты не переселишь старика в другой дом? — спросил комендант у председателя сельсовета. — Я же тебе говорил!
— А ты мне свободное место дашь, куда его переселить?
Председатель отвечал задорно. После того как село было занято нами, в нем размещалось много воинских частей, сюда же начинали подтягиваться тылы дивизий, и, так как многие дома были сожжены, жителей сильно уплотнили.
