Рождение командира | страница 48
Он помолчал. Сидевший на корточках перед печкой боец Слезов вытащил тлеющий уголек и прикурил.
— Как ужалит. А то и не встанешь, — сказал он.
— Ногу мне тут перебило, — продолжал каюр, — никакого ходу нет. Что делать? Собакам нас вдвоем не вытянуть. Главное, из балочки выбираться надо вверх по склону. Надо быстро проехать, обстрел идет сильный. Хотя снег и крепкий был, везти собакам не тяжело, но все-таки о том, чтобы вдвоем, и думать нечего было.
Подполз я к лодке. Командую: «Дружба, вперед!» Он было сперва послушал, приноровился, дернул. Я постромочки разобрал и рукой ему показываю: «Вези!» И вдруг он глаза на меня скосил, видит — я остался, и он встал.
Я его и так и сяк. Не идет без меня. Не поверишь, я как человеку стал говорить: «Иди, Дружба, иди! Вперед. А потом за мной придешь», — на себя рукой показываю. А он лапами передними ко мне прыгнет, взвоет и стоит. Что уж тут я ему говорил, не помню, так без слов что-то говорил. Не идет. Я как замахнусь на него и заорал: «Черт ты этакий! По-ошел! Убью!» — он и кинулся. И вся запряжка за ним. Да еще оглянулся на меня, так жалобно посмотрел, пожалел меня, а может, обиделся.
— А дальше? — спросил боец.
— А дальше — лежу и мерзну. Поворотиться уж силы нет: не мои ноги. У меня тогда кость выше колена перешибло, вот и сейчас к погоде ноет.
Лежу один и стучу зубами: холода стояли большие, не как здесь, на Украине: на Псковском было направлении. Лежу и думка у меня такая: «Найти-то меня найдут, да, пожалуй, опоздают». Крови, чувствую, много из меня ушло. А про Дружбу маленько держу в уме, а очень не надеюсь: напугал я его, чуть не ударил. «Не пойдет, — думаю. — Да и как пойти?»
Сколько времени прошло, не скажу. Только вижу: пули стегают мимо, зеленые, красные.
Значит, уж завечерело.
И вдруг слышу: шуршит что-то за бугром и выметывается на бугор собачья голова. Уши треплются — длинные ушки у него были, как шелковые, грудь широкая, белая манишка. Весь тут передо мной! А за ним и вся четверка лапами загребает, и санки: ширк, ширк! Вылетели на высокое место… Дружба меня увидел, как взвизгнет, и они всей гурьбой ко мне. Заплакал я, честное слово!.. Не оставил меня Дружба, прибежал!
Он мне в лицо носом тычется, а я руки-то поднять не могу: окоченел. Гляжу: с горки — тюлёп, тюлёп — валенки чьи-то бегут, человека не разберу. «Ну, говорит, Тимофеич, едва я их догнал. Прибежали без каюра. Не успели мы раненого снять, они как ударятся обратно. Ну и я за ними, айда!» Это наш санитар за собаками прибежал. Так я и живой остался.
