— Да никого, братуха! — развел руками Мирон. — Ты сам посуди мозгой-то! Вот я сейчас пьяный, обнюханный сижу, языком треплю. Какой с меня спрос? Никакого. Ромчиком с самого утра заправляюсь третий день подряд, сам уже не понимаю, чего несу. Так ведь? Одни пустые слова и пьяные базары. Я прав? Я прав, скажу я вам! — сам себе ответил он. — А вот когда я сделаю, что хочу, то тогда я произведу действие, братуха. Что-то будет создано, понимаешь? Какая-то ситуация. И дальше она уже не рассосётся сама по себе, как пустая болтовня, она начнёт жить, может быть, во что-то перельётся, и этого уже не остановить. Когда действие произведено, его невозможно перемотать назад. И там, в этой ситуации, мы с её мужем ругаемся рано или поздно, девки наши попадают под чужие языки. И в какие дали это нас потом заведёт, никто не знает. Но! Между этой неприятной ситуацией и абсолютным спокойствием — всего одна вещь!
— Какая, Мирон?
— Золото.
— Какое ещё золото, друган?!
— Молчание — это золото, братуха! — ответил тот, пошлепал себя по животу, бахнул рюмаху и, довольный, откинулся на спинку кресла. — «Кто много звенит — тому некогда думать» — как говорит один умный человек, — шумно выдохнул он.
— Да с чего ты взял, что никто не узнает?
— А никому не выгодно, понимаешь? Мне? Я только что рассказал. Вам? Так вы только пьяные разговоры слышали. Девкам? Моя не из болтливых, сами знаете, да и вообще, моей даром не нужно кому-то рассказывать, что она нашу постель с кем-то делит, да и той тоже.
— Да он её не отпустит, ты чё! — фыркнул Нипель, открывая новую бутылку. — Он же знает, что она как бахнет* (выпьет) пять капель, так сразу у неё передок жим-жим на подвиги.
— Да все они такие, братуха, — махнул рукой Мирон, снова откручивая крышку бутылки с алкоголем. — Все они такие, сам знаешь.
Нипель опустил голову и удручённо покивал головой.
— Не все! Вон, Ритка у меня не такая! — вдруг не согласился немногословный Сэм и расправил огромные волосатые плечи. — И Алиса тоже. Да, Алекс? — обернулся он к тому.
— Не знаю, пацаны. Я в личные отношения людей не лезу, — Алекс засунул руки в карманы и покачнулся на каблуках. — Я за здоровье, так сказать, отвечаю, — многозначно высказался он, смутно понимая, что говорит. Парни вроде кивнули и опять начали разговаривать о своих делах, как через минуту к Алексу повернулся Мирон и, прищурив залитые синькой глаза, уточнил:
— А чего у Алисы со здоровьем?
Алекс облизнул сухие губы — его сильно накрыло с гашиша, и он в этом разговоре принимал участие, как зритель в кинотеатре на интересном, но не очень понятном фильме. А когда из фильма вдруг обернулись в зал, и, гладя на него, спросили: «А чего у Алисы со здоровьем?», то Алекс даже немного растерялся, не зная, что ответить.
