С тем же ироническим терпением, что отличает поведение бригадного генерала Андерсона, Смерть, изображенная в этом тексте как симпатичный предприниматель, объясняет своему слушателю, что, по сути, все лишь вопрос организации, правда, организации, проявляющейся не только в коллективной катастрофе, но уже во всех областях будничной жизни, так что, если хочешь проникнуть в секрет, требуется не более чем визит в финансовое ведомство или в пункт выдачи карточек. Как раз эти связи между неслыханными масштабами «создаваемых» людьми разрушений и повседневной реальностью также и у Клюге суть центр тяжести дидактической интенции автора. Непрерывно и вплоть до отдельных нюансов своего сложного языкового монтажа Клюге напоминает, что только сохранение критической диалектики между настоящим и прошлым может начать процесс учебы, которому заранее не задан «смертельный исход». Тексты, какими Клюге пытается достичь этой цели, не соответствуют, как подчеркнул Эндрю Боуи
>67, ни стандарту ретроспективной историографии, ни стандарту романного повествования, не пытаются претендовать и на философию истории. Речь в них скорее идет о некой форме рефлексии по поводу всех этих модальностей нашего миропонимания. Искусство Клюге, если можно употребить здесь это понятие, состоит в том, что он
в деталях показывает великое движение фатальной тенденции истории. Это обнаруживается в упоминании рухнувших деревьев в хальберштадтском городском парке, «на которых еще в XVIII веке, когда их посадили, жили шелковичные черви»
>68, а равно и в следующем пассаже: «[Домганг, 9] Сразу после налета на окнах стояли упавшие оловянные солдатики, остальные, уложенные в коробки, находились в шкафах, общим числом 12 400, III корпус Нея, русской зимой отчаянно продвигающийся в направлении восточного арьергарда Великой армии. Их ежегодно выставляли в адвент.
И только сам господин Грамерт мог правильно расставить это множество фигурок. В паническом бегстве от этих своих сокровищ, застигнутый на Кребсшере горящей балкой, упавшей ему на голову, он более ничего сделать не может. Квартира по адресу Домганг, 9, со всеми знаками личного стиля Грамерта, еще целых два часа цела и невредима, разве только после полудня все сильнее раскаляется. К 17 часам она, как и оловянные фигурки, расплавившиеся в своих коробках, полностью выгорела»>69.
Более лаконичную притчу, нежели эта, пожалуй, написать невозможно. Манера, в какой Клюге само́й формой презентации снабжает свой документальный материал векторами-указателями, обеспечивает перевод цитированного в контекст нашей современности. Клюге «does not allow the data to stand merely as an account of a past catastrophe, – пишет Эндрю Боуи, – the most unmediated document <…> loses its unmediated character via the processes of reflection the text sets up. History is no longer the past but also the present in which the reader must act»
